А затем Вита придвинулась к шейху и прижалась щекой к его плечу.
– Я… люблю тебя! – тихо произнесла она.
На мгновение он застыл, затем резко поднялся на ноги и, не глядя на нее, отрывисто произнес:
– Завтра на рассвете вы уезжаете! Я отправляю вас к шейху Меджулу эль-Мезрабу!
Глава шестая
И вновь повисла тишина. Шейх подошел к выходу из шатра и, откинув полог, выглянул в темноту пустыни, над которой раскинулось сверкающее алмазами звезд небо.
Он услышал, как за его спиной раздался тихий голос:
– Значит… вы не хотите… не хотите меня?
Прошло еще несколько мгновений, прежде чем шейх повернулся к ней.
Вита стояла посредине шатра с растерянным выражением лица, которое обычно появляется у легкоранимого ребенка, если тому внезапно нанесли жестокую обиду.
Он смотрел на нее несколько мгновений, затем довольно резко ответил:
– Разумеется, я хочу вас! Вы знаете, как я вас хочу! И все же вы должны забыть обо всем, что случилось сегодня у колодца.
– Но почему? Почему? Я… не понимаю, – пробормотала Вита, чувствуя себя глубоко несчастной.
– Потому что нам не суждено быть вместе, – жестко отрезал он.
И шейх вновь отвернулся, устремив глаза в ночь, словно ему было невыносимо трудно смотреть на девушку.
Вита шагнула к нему.
– Но почему… я не могу остаться здесь, с вами? – спросила она дрожащим голосом, перешедшим почти в шепот.
– Потому что я сам здесь не останусь.
Его голос прозвучал как-то странно.
– Вы хотите уехать? Зачем? – И добавила растерянно: – Я… ничего не понимаю.
Не глядя на девушку, шейх развернулся и прошел обратно к дивану.
– Идите сюда и садитесь, – сказал он. – Я все вам объясню.
Вита медленно подошла к нему, но, чувствуя необъяснимое смущение, села на противоположный от него конец дивана. Ей казалось, что ее ждет какое-то важное сообщение.
– Молодой человек, которого вы сейчас видели здесь, и есть настоящий шейх эль-Хассейн.
– Но я думала, что шейх вы, – с недоумением произнесла Вита.
– Я просто заменял Хеджаза, пока он был слишком юн и учился, – бесстрастно ответил он. – Теперь он вырос, стал мужчиной и готов занять свое законное место в племени.
– Но вы ведь можете оставаться здесь с ними и дальше? – спросила удивленная Вита.
– Нет, я должен уехать. Моя миссия здесь выполнена. Я им больше не нужен.
– Но тогда… если вы должны уехать, – медленно произнесла Вита, осторожно подбирая слова, – почему я не могу… поехать с вами?
В ее голосе прозвучали умоляющие нотки, и она почти бессознательно придвинулась к нему.
– Если бы вы только знали, как сильно я хочу этого! – вырвалось у него помимо воли.
Он повернулся, взглянул в ее огромные умоляющие глаза и резко поднялся.
– Ради бога! Не смотрите на меня так! – воскликнул он. – Иначе вы обнаружите, что в том, что касается вас, я далеко не так цивилизован и благороден, как вы думаете.
Но Вита не вняла его просьбе, продолжая неотрывно смотреть на него.
– Я люблю вас! – сказала она.
Ее слова прозвучали, как магическое заклинание, связывая их неразрывными узами. Словно не в силах противиться этому притяжению, шейх наклонился и, подняв ее за руки, притянул к себе.
Сжав Виту в объятиях, он пылко поцеловал ее, вложив в этот поцелуй всю страсть и все отчаяние, переполнявшие сейчас его сердце.
Он целовал ее в губы, в глаза, в шею, покрывал поцелуями ее волосы. Его страстные поцелуи и объятия сначала напугали девушку, но спустя мгновение в ней вспыхнул такой огонь, от которого замирало сердце. Вита чувствовала, как это дикое и прекрасное пламя возносит их все выше и выше – к звездной бездне ночного неба.
И только когда у нее перехватило дыхание, и она, припав к его груди, затрепетала, охваченная неясным ей самой томлением и восторгом, он резко отстранился и почти оттолкнул ее от себя. Если бы не диван, Вита от растерянности просто упала бы на пол, ошеломленная такой резкой переменой.
– Я же сказал: не искушай меня! – пробормотал он, тяжело дыша. – Уходи и забудь, что мы когда-то с тобой встречались!
– Ты ведь знаешь… Я не могу… это невозможно, – прошептала Вита.
Она глубоко вздохнула и добавила чуть слышно:
– Я бы хотела… остаться с тобой. Я люблю тебя. И не смогу без тебя жить!
– Ты такая юная, – медленно произнес шейх, словно разговаривая сам с собой. – И ты забудешь… О, конечно, ты все скоро забудешь!
– Я никогда не думала, что любовь… зависит от возраста, – сказала Вита. – Я приехала в Сирию, потому что не могла… решить своих проблем… но теперь, встретив тебя… я нашла решение. И мое решение – это ты!
Он покачал головой, с болью глядя на девушку.
– Ты ошибаешься. К сожалению, это не так.
– Но почему нет?
– Потому что я бродяга, человек без положения, без корней, которому нечего предложить тебе, кроме самого себя, а этого недостаточно ни для тебя, ни для меня.
– Но пустыня так велика. Неужели здесь не найдется места для нас двоих?
– Но я не бедуин!
Он увидел изумление, отразившееся в глазах девушки, и закончил со странной, непонятной ей горечью:
– Если хочешь знать правду, то вот она: я испанец!
– Испанец? – растерянно повторила девушка, не в силах сдержать странной дрожи.
Этот разговор все больше начинал казаться ей каким-то нереальным, словно она спала и видела кошмарный сон. Слишком много признаний обрушилось на нее за такое короткое время.
– Что ж, пожалуй, настало время рассказать тебе все, – сказал он устало. – Только держись от меня подальше. Я просто не отвечаю за себя, когда ты так близко.
Он произнес это таким жестким тоном, что Вита даже не сделала попытки придвинуться к нему, когда он вновь опустился на диван.
– Я жил в Испании до девятнадцати лет, – начал он, опустив глаза на сложенные на коленях руки. – Затем отец отправил меня в Париж, в Сорбонну, чтобы я завершил свое образование. Там я встретился с Отманом эль-Хассейном, старшим сыном шейха этого племени. Он стал мне самым преданным и верным другом.
Шейх помолчал, словно вспоминая, как много значила для него эта дружба, затем продолжил рассказ:
– Мы с ним все делили на двоих, все беды и радости, и когда одному приходилось трудно, другой обязательно приходил на помощь. Вместе мы пережили с ним не одно опасное приключение, а однажды он спас мне жизнь, но это уже совсем другая история… – Шейх вновь задумался. – Мы были с ним похожи, как братья, и не только внешне. Он заразил меня рассказами о своей родине, о бедуинах, о пустыне, о лошадях…
