Он говорил о самых лучших качествах пахана, о том, что пахан был жестоко убит выстрелом в затылок конкурирующей фирмой, что его братаны обязательно найдут виновных и с ними расправятся. Смерть за смерть, око за око, зуб за зуб. Он говорил громко, прочувствованно, но без лишней экзальтации. Как только он пожелал пахану спать спокойно, не переживать за правое дело, потому что оно обязательно будет продолжено, и произнес традиционное: «Пусть земля тебе будет пухом», к гробу стали подтягиваться родные и близкие, чтобы поцеловать покойного в лоб. Почему-то одной из первых была я, одетая во все черное, с заплаканным лицом, под глазами темные круги, говорящие о том, что я безутешно страдаю. Я скрючилась, словно старая бабка, и крепко держала за костлявую руку урода, вытирая его влажное лицо и ласково называя его своим мужем. Следом за нами к гробу подошли наши дети, трое маленьких, корявых, недоразвитых уродцев. Я нежно подтолкнула уродцев к гробу и попросила, чтобы они попрощались с любимым дедушкой. Один из уродцев чуть было не упал в могилу — его ноги были разной длины, и каждое движение давалось ему с огромным трудом. Это было любимое чадо папы-урода, он ласково называл его коротконожкой…
Как только прощальная процедура закончилась, несколько братков взяли толстые веревки и опустили гроб в могилу. Стоящие у края могилы взяли по горсти земли и стали бросать на крышку гроба.
Мой муж-урод громко зарыдал и положил огромную инопланетянскую голову на мое хрупкое плечо, которое под такой тяжестью чуть было не хрустнуло. Наши дети-уродцы облепили меня, будто цыплята курицу, боязливо озирались по сторонам, не понимая, что происходит. Поначалу было слышно, как грубые комья стучат по лаковой крышке гроба, но затем эти звуки стали более глухими и очень скоро прекратились вообще.
Я с трудом приоткрыла глаза и постаралась понять, в каком измерении нахожусь в данный момент. Рядом со мной сидела усталая Елена Михайловна и промокала мое лицо холодным полотенцем. В комнате стоял резкий запах нашатыря.
— Где я? — с трудом прошептала я и постаралась приподнять тяжелую голову.
— Как где? В доме. У тебя случился обморок.
— Пахана уже похоронили?
— Какого пахана?
— Дедушку.
— Не знаю. — Домработница испуганно смотрела на меня, судя по всему, совершенно не понимая, о чем я говорю.
— А где мой муж? Он с детьми?
— Какой муж?
— Ну как какой? У меня один муж — урод. Он сейчас занят с нашими детишками, маленькими уродцами?
— Ты про Лешика?
— Про него.
— А я подумала, ты бредишь или умом тронулась. Лешик в своей комнате собирает мозаику.
— С собаками?
— Что — с собаками?
— Я говорю, мозаика с собаками?
— Да бог ее знает. Может, и с собаками.
— А дети?
— Какие еще дети?
— Ну как какие? Наши с ним дети.
— У вас есть дети?
— Трое маленьких уродцев. Лешик больше всего на свете любит коротконожку. У него одна нога намного длиннее другой. Купить штанишки или ботиночки — целая проблема… Приходится все на заказ шить.
Домработница потрогала мою голову, внимательно вгляделась в зрачки.
— У тебя жар. Что ж с тобой творится-то?
— Вы думаете, я умом тронулась?
— Похоже на то.
— Мне тоже так показалось. В этом доме любой умом тронется. Тут другого выхода нет. Я теперь понимаю, почему вы так иной жизни боитесь. После этого дома на воле жить не сможешь. Вы тут двадцать лет прожили, а я всего несколько дней и уже умом тронулась.
У меня и в самом деле был страшный жар. Припомнив пахана, стоящего в дверях, я вскрикнула.
— Да что с тобой творится? — перепугалась Елена Михайловна.
— Почему дедушку не похоронили? Я же сама видела, как его засыпали землей…
— Какого дедушку?
— Бог мой, я и в самом деле перепутала сны с реальностью. Мне же не приснилось, что я видела пахана в ночном халате? У меня галлюцинации?
— Какого пахана?
— Хозяина. Того самого человека, который ровно двадцать лет назад привез вас в этот дом и дал крышу над головой.
— Хозяин сейчас в садовой беседке. Собралось много народу. Решают какие-то важные вопросы.
— Он в беседке?
— Ну да.
— Вы его видели сами?
— А почему бы и нет? Он тоже помогал отнести тебя в эту комнату. Хозяин еще пошутил, что ты такая худенькая, а так много весишь. Он сказал, что, наверное, у тебя кости тяжелые.
— Он в ночном халате?
— Да что тебе этот ночной халат дался? Он уже переоделся давно. Лешик очень сильно переживает за твое здоровье. Каждую минуту заглядывает, спрашивает, не нужно ли чего?
— В смысле?
— Хочет тебе помочь.
— Чем?
— Ну, не знаю… Хоть чем-нибудь.
— А разве он что-то может делать? Кроме, конечно, как испортить настроение?
— Я его отвлекла мозаикой.
— Это вы правильно сделали. Чем бы дитя ни тешилось… Значит, говорите, пахан в беседке?
— Хозяин в беседке.
— Мальчиков своих собрал?
— Мальчиков собрал.
— И выглядит он… хорошо?
— Неплохо выглядит.
— Но ведь он вчера нажрался в дрова!
— Так он же выспался. Сейчас как огурчик.
— Огурчик, значит?
— Ну что-то вроде того…
— И голова у него не болит?
— Нет. Вроде не жаловался.
Я вскочила с кровати, крепко сжала виски и застонала. Я ничего не понимала, ничего не ощущала…
Я или уже сошла с ума, или находилась на грани этого. Безумно посмотрев на перепуганную домработницу, я выскочила из комнаты.
Глава 11
Не знаю, откуда у меня взялись силы, наверное, у каждого человека есть какой то скрытый потенциал, который проявляется в стрессовой ситуации.
На крыльце я наткнулась на мордоворота. Он попытался меня остановить и вернуть обратно в дом. Не раздумывая, отработала на нем свой надежный и хорошо проверенный прием, заехав ему между ног с такой дикой силой, на которую только была способна. Мордоворот завопил, присел и схватился за свое хозяйство. Я мухой вылетела из дома и бросилась к пруду.
Добежав до берега, я перевела дыхание, немного отдышалась и огляделась по сторонам. Никого не было. Мирно цвели кувшинки, квакали безобидные лягушки. Это громкое кваканье острой болью отдавалось в голове, и я подумала, что только законченный идиот мог спроектировать пруд прямо под окнами дома. Если бы и этот гребаный пруд находился под окнами моей спальни, я бы бросила в него гранату и, наверное, только тогда уснула более или менее спокойно.
