— Галина Петровна, он меня избил, — всхлипнула я и посмотрела на нее, ища участия и сострадания.
— Никто тебя не избивал, — невозмутимо ответила женщина.
— Как это не избивал?
— Ты вчера просто много выпила и упала.
Я почувствовала, как на меня накатила волна возмущения.
— Вы что такое говорите?! Я вчера вообще не пила!
— Пить меньше надо. А если пьешь — меру знать. Хозяин рассказал, что ты вчера вытворяла. Кричала пьяная на весь поселок, а затем оступилась и упала. Такая молодая, а меры в выпивке не знаешь.
— Да побойтесь бога! Вы кому верите?! Ваш хозяин — врун и больной человек!
— Не смей так говорить о нем. Я работаю на этого человека и очень хорошо к нему отношусь. Пусть вчерашнее поведение останется на твоей совести. Выпей таблетку.
Женщина протянула мне лекарство и стакан с водой. Головная боль была такой сильной, что я не стала сопротивляться и тут же выпила лекарство. Взявшись за голову, я произнесла с отчаянием:
— Ваш хозяин жестокий, деспотичный и психически больной человек. У него руки в крови. Каждую ночь он ходит в сарай, из которого раздаются непонятные стоны, и возвращается в крови. Он обманул меня, сказав, что там находится раненая собака. Никакой собаки в сарае нет.
Абсолютно не реагируя на мои слова, Галина Петровна принялась обрабатывать мое ухо. Я поморщилась и попросила ее подуть на ранку. Когда ухо было полностью обработано, домработница убрала медикаменты в аптечку и, как и прежде, с невозмутимым спокойствием произнесла:
— Барс ранен. Любимый хозяйский пес.
— Вы же вчера мне говорили, что у хозяина нет никакой собаки.
— А сегодня говорю, что есть. Просто хозяин велел мне никому не рассказывать про Барса.
Посмотрев на домработницу с осуждением, я покачала головой и вытерла лоб ладонью.
— Галина Петровна, а кто вас врать-то научил? В вашем-то возрасте! Борис вам за вранье платит? Я знаю, что он вас подговорил.
— Деточка, успокойся и не трать свои нервы понапрасну. Будет лучше, если каждый из нас займется своим делом.
— Я ничем заниматься не буду. Я хочу уехать домой.
— Выпустить отсюда тебя может только хозяин.
— Какой еще хозяин?! — закричала я. — Для кого он хозяин? Для вас?! Для меня он Никто, и зовут его Никак. И вообще, у меня забрали телефон. У вас есть телефон? Я хочу позвонить!
— Хозяин запретил тебе пользоваться телефоном, — сухо ответила женщина и вышла из комнаты.
Недолго думая, я побежала на улицу и попыталась перемахнуть через высокий забор. Это оказалось невозможно, потому что забор был глухим, а его высота намного превышала мой рост.
— Вот черт!
В отчаянии я стала метаться по участку и думать, каким образом мне можно выбраться из этого сумасшедшего дома. В тот момент, когда я пыталась залезть на стоящее рядом с забором дерево, из пристройки вышел охранник и прицелился в меня.
— А ну-ка, быстро выполнять свою работу, — процедил он сквозь зубы и посмотрел на меня с таким презрением, что я тут же слезла с дерева. — Я два раза повторять не буду.
Борис оказался хитрее, чем я думала. Он не взял с собой на работу охранника, а оставил его дома, чтобы тот проследил за мной. Получается, что он уехал только с водителем.
— Хорошо. Я ухожу. Только убери оружие, — тихо произнесла я и, опустив голову, направилась в гостевой дом.
Увидев на столе пачку сигарет, я нервно закурила и вновь подошла к зеркалу. Затянувшись, я уставилась на свое отражение и ужаснулась: синяк на пол-лица, искусанные трясущиеся губы, потухшие глаза…
Теперь я уже не знала, что же такое уверенность в своих силах, исчезла последняя надежда на то, что с Борисом можно выстроить хоть какие-нибудь отношения. Теперь у меня была только одна цель: как можно быстрее покинуть этот злосчастный дом и забыть все, что в нем со мной произошло, как страшный сон.
В этот день я почти ничего не ела. Я тупо смотрела на стену, держа кисть в руке, и понимала, что в таком состоянии вряд ли смогу что-то нарисовать. Я дымила сигаретой и одновременно жалела и ненавидела себя. Мне хотелось только одного — рвануть отсюда и никогда больше не возвращаться.
А еще я думала, что после всего, что со мной приключилось, я стану избегать мужчин, потому что в каждом буду видеть жестокого самодура. Моя подруга Ольга рассказывала мне, что неоднократно попадала в подобные ситуации. После каждой неудачной попытки устроить личную жизнь она копила деньги на психолога и начинала лечить не только свою израненную душу, но и голову.
Я почему-то вспомнила свою первую любовь. Это был приятный во всех отношениях парень, душа любой компании, балагур Лешка. Мы познакомились с ним на дискотеке. Он проводил меня домой и поцеловал. А на следующий день приехал ко мне на «Жигулях», машину он взял у своего дядьки. Мы влюбленно смотрели друг на друга, и я твердо решила, что Лешка станет моим первым мужчиной. Мне надоело строить из себя святошу. Мы отправились в лес, Лешка пересел ко мне на заднее сиденье и положил руку на мое колено. Тогда казалось, что он волнуется не меньше моего. А затем мы целовались так нежно и так трепетно. Одной рукой он залез под мою кофточку, а другой пытался расстегнуть застежку на моих брюках. Постепенно его руки становились все смелее… Свой первый сексуальный опыт я приобрела именно в машине, в маленьких неудобных «Жигулях». Но это было так романтично! На заднем сиденье было так мало места, но нас это не останавливало, и мы не чувствовали никакого дискомфорта. А затем — постоянные встречи, клятвы в любви и полное отсутствие денег у моего кавалера… Наверное, этот фактор и сыграл самую важную роль в нашем с ним расставании. Я понимала, что Лешка не сможет подарить мне счастливый билет в роскошную жизнь, и оставила его для той, которая сумеет принять его таким, как он есть, и сможет для него сделать то, чего не могу я. Я не могу его сделать счастливым. И даже если бы мы с Лешей попытались построить семью, я бы запилила его разговорами о безденежье, о ненадежном быте и о том, что я мечтала совсем не о такой жизни. Это не секс в «Жигулях». Это жизнь.
Я очень хорошо помню наше расставание. Мы сидели в каком-то кафе, пили кофе. А я говорила Леше о том, что мы расстаемся только потому, что мне хочется, чтобы он был счастливым, а такая, как я, сможет сделать его только несчастным. Тогда Лешка сказал мне, что знает, почему мы расстаемся, — это все из-за денег. Он будет стараться зарабатывать больше. Я холодно ответила, что, сколько бы он ни зарабатывал, все равно никогда не заработает столько, сколько мне нужно. Для абсолютного счастья мне нужно слишком много денег. Посмотрев на опечаленного Лешку, я встала и со словами: «ВСЕ ЛЮДИ КАК ЛЮДИ, А Я КОРОЛЕВА», стуча высокими каблуками, вышла из кафе.
Эх, и почему я сейчас это вспомнила! Мне почему-то захотелось вернуться в те старенькие «Жигули», в ту романтическую атмосферу, ощутить тепло Лешкиных рук. Ностальгия — сильная вещь. Особенно сильно она одолевает нас тогда, когда нам необычайно плохо и одиноко.
