Когда он начал снимать бронежилет, Алена с готовностью бросилась помогать. И слов не понадобилось, будто заранее сговорились, кто что делает и где чьи руки будут. Ни разу не запутались, не столкнулись: Семен расстегивал Аленину блузку, она — ремень его джинсов. Он стягивал с нее брюки, она — его футболку. Когда надоело путаться в остатках вещей, они просто упали на постель и принялись целоваться. В какой-то момент Семен отстранился от нее и рыкнул:
— Не пожалеть бы потом!
— Ни за что! — убеждала Алена, скидывая то немногое, что еще оставалось на ней.
Семен громко втянул в себя воздух и выдохнул:
— Класс!
Что именно класс, Алена не поняла да и не очень к этому стремилась. Она тоже могла воскликнуть: «Супер!», чувствуя силу его рук. Но он ни разу не сделал больно или неприятно.
Ей нравилось то, что он позволяет делать с собой все, что ей взбредет в голову. Ложится, чтобы ей было удобнее, молчит, если она просит, рычит, когда ей хочется увидеть тигра. И, как настоящий кавалер, всегда пропускает даму вперед…
* * *
Вадим наблюдал за Зизи. Рыбка оклемалась, теперь он мог выпустить ее в общий аквариум.
Рыбки и воспоминания о матери занимали все его мысли. О Кате, ожидающей его звонков, он думал редко. А она настаивала. Времени, проведенного в лесу на поляне, ей было мало. Она, как ненасытная шлюха, требовала еще и еще, теребила за впалые щеки, извивалась на нем, как большой слизняк. В конце концов Вадим скинул ее и принялся одеваться. Он достаточно поцарапался о ветки и мелкие камни, засыпал волосы песком и землей. Никакого удовольствия не получил.
— Вадик… Ты куда?
Катя лежала на земле — большая, белая, противная. Он отвернулся.
— Домой.
— Почему? Мы же только начали!
Хотелось крикнуть ей в лицо, чтобы она искала себе другого кобеля.
— Я устал! — ответил он, направляясь к тропинке.
Она поспешно натягивала белье — позади раздавалось неприятное сопение.
— Вадик, мальчик мой, подожди! Куда же ты уходишь от своей мамочки?
Он думал, что ему понравится привычная игра: он — маленький мальчик, она — его любимая мама. Но как только из уст Кати вырывалось слово «мама», Вадима выворачивало наизнанку. Ее хрипучий голос вызывал у него отвращение. Разве может его мать говорить противным голосом? Он должен звучать как флейта в райском саду! На этот раз он ошибся. Жалость сыграла плохую шутку.
— Вадик, стой!
— Ну что тебе?
— Когда мы еще встретимся?
— Я позвоню.
Он не звонил ей уже несколько дней. Может, она сама поймет, что дальше ничего не будет?
Вадим встал на стул, покопался на антресоли и достал заветную шкатулку. В ней он хранил самое дорогое: открытки от матери на его дни рождения, безделушки, сделанные ее руками, пакет с локонами его Золотых Рыбок. Вещи — тлен. Волосы — другое дело. Они имеют запах шампуня или духов, цвет, структуру. Их можно гладить, перебирать, прижаться к ним щекой. А еще он мечтал сделать из них какую-нибудь безделушку. Сидеть потом вечерами, смотреть на нее и наслаждаться «Лунной сонатой».
Но самый драгоценный пакетик он доставал редко и почти никогда не открывал: там лежали волосы матери. Когда она проходила химиотерапию, они выпадали пучками. Он находил их на подушке под материнской головой каждое утро и заботливо собирал. Правда, они были безжизненными и тусклыми, не то что раньше. Носить парик мать отказалась и в последние дни жизни повязывала платок. А он так мечтал увидеть ее вновь красивой, молодой, сильной, как его Золотые Рыбки!
Не хватало Катиных волос. Может, все же позвонить?
Он оделся, вышел на улицу, доехал до метро и отыскал телефон.
— Катя, это я…
Глава 13. Будни на любовном фронте
Семен в который раз опрашивал знакомых и соседей Козловой. Одна из соседок едва не выгнала его в шею.
— Сколько можно ходить-то? — кричала она на весь двор. — Бее ходите и ходите! Лучше бы бандитов ловили.
— Именно этим мы и занимаемся, — устало выдохнул Семен, поправляя на плече сумку. — Но нам нужна ваша помощь.
— Помогла, я уже помогла! — била соседка себя в грудь. — Сто раз рассказывала про Анну. Хорошая была женщина, положительная. Соседка тоже неплохая. Стычек у нас с ней не было.
— Вы общались много?
— Привет — прощай! — пожала женщина плечами. — О чем говорить-то еще? У каждого свои проблемы. Чужие таскать на плечах нет охоты.
Семен смотрел на испещренное морщинами лицо немолодой собеседницы, пытался представить себя на ее месте. О чем обычно говорят женщины? Мать посоветовала затронуть личную жизнь.
— Вы замужем?
Женщина перевела на него удивленные глаза.
— Ну да… А что? — в ее голосе прозвучали нотки подозрения. — Двадцать лет почитай уже. Муж работает неподалеку, получаем пенсию…
— Козлова была очень одинокой?
Собеседница участливо кивнула головой.
— Да что уж тут долго думать? Мужа нет, дочь живет своей жизнью. А ты вроде и не так стара, а счастья нет. Вот она и маялась. Говорили мы как-то на эту тему. А потом…
Она замолчала, кивнула проходившей мимо знакомой.
— Что потом-то было? — напомнил Семен.
— А вот потом она со мной общаться перестала, — женщина обиженно поджала губы.
— Почему?
— Не знаю. Другая она стала.
— В смысле? Перекрасилась, стала по-иному одеваться?
Соседка подтвердила его предположения и добавила:
— Думка моя была такая, что мужик у нее завелся.
— Вы очень внимательная свидетельница! — похвалил ее Семен. — А что конкретно вы заметили?
Она хмыкнула и сказала по секрету:
— Она вдруг решила живность себе завести!
— То есть?
— Да она никогда в доме и таракана не держала! — воскликнула собеседница. — А тут — рыбку несет в банке. Светится вся. Ну я и спросила: что, мол, от одиночества жениха завела? Я пошутила, а она вдруг побежала от меня и с того самого дня обходила меня стороной. Что я такого сказала? Не обидела ведь!
— Нет, ни в коем разе! — согласился Семен для поддержки.
— Ладно, пора мне в магазин идти. Старик придет со службы, а у меня даже кефира нет.
Семен остался на лавке один. Разговор вышел без информации, но что-то не давало покоя. Какая-то деталь буравчиком ввинчивалась в мозг и не позволяла отвлечься на другие дела.
Он подхватил задребезжавший сотовый. На дисплее высветилось: Алена.
