— Можно и так, — кивнул профессор. — Но именно в тот момент, когда они становятся свободны, они понимают, что потеряли слишком много. Почти все — жизнь, привычки, близкого человека. Наступает период попытки вернуться в прошлое…
— Он искал в женщинах образ матери?
— Именно, — подтвердил профессор. — Но потом человек понимает, что ничего не вернуть. Образ матери рассеивается — перед ним обычная женщина с недостатками и проблемами. А она ему не нужна.
Семен задумался:
— Но моя жена не подходила под образ его матери. Почему он похитил ее?
— Иногда и машина дает сбой, что уж говорить о мозге, не познанном нами до сих пор! Об этом знает только Долгов…
* * *
Сегодня у неба отвратительный цвет: серый, как у грязного белья. Серые клеточки перед глазами все время. Уже несколько месяцев. А впереди — годы клеточек.
— Привет, рыба!
Санитар с каменными плечами и толстой шеей — имени его Вадим не помнил — каждый раз издевался над ним, над его немотой, называл то «немым», то «рыбой», то «овощем».
Началась процедура, которую Вадим ненавидел, потому что все делалось против воли: его волокли мыть под холодной водой, стригли, запихивали горькую пасту в рот. Если он пытался сжать зубы, санитар нажимал на скулы, и рот раскрывался сам.
— Давай за мамочку… еще разок!
Вадима переодевали в то, что нельзя было назвать одеждой, заталкивали лекарство — сам он его пить отказывался, кормили, промахиваясь мимо рта. Руки и ноги по-прежнему слушались плохо. Последствия удара по голове… Врачи сказали, что таким он останется до конца. А когда он наступит, его конец? Наверное, скоро.
Вчера во сне он видел мать. Она плакала. Он раньше не видел ее плачущей ни наяву, ни во сне. Она всегда была сильной женщиной и вела его. А тут…
Зато во сне он мог говорить, прижимался к ней, просил не оставлять одного. Она гладила его по голове, а потом ее рука превращалась в рыбий хвост…
После таких снов Вадим чувствовал себя хуже обычного. Они словно забирали его силу. По капле… Как когда-то, по капле, вытекала кровь из перерезанного горла Рыбок…
— Не надоело в молчанку играть? — санитар опустил его на кровать. — Ну да ладно, сиди. Долго тебе еще тут обитать.
Сказал и ушел. Щелкнул замок, повернулся ключ. Наступила тишина.
Обитать… Хорошее слово. Обитель, убежище. А вот доживать — плохое.
Он теперь рыба, а эта комната — аквариум. Маме всегда нравились аквариумы и рыбки…
