Книга Тень Земли, страница 34. Автор книги Михаил Ахманов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тень Земли»

Cтраница 34

– Тебе удобно?

Она вяло кивнула.

– Стебли не колют тебя? Под ними нет камней? Новый кивок.

– Посмотри налево и вверх. Что ты видишь? Она немного повернула голову, прищурилась, пробормотала:

– Небо… солнце…

– Солнце, – подтвердил Саймон. – Солнце, огонь, жар, жизнь. Слева. Запомни это. Что справа?

– Нож…

– Какого он цвета? Что напоминает?

– Серебристого, – покорно ответила она. – Похож на зеркало, на ручей, на дорожку лунного света в темной воде… Саймон кивнул.

– Верно. Запомни: справа – луна, холод, сон, покой… Теперь не шевелись, расслабь мышцы, и пусть двигаются только твои глаза. Смотри на солнце, потом – на клинок-луну и повторяй про себя: жар, холод, огонь, покой… Не торопись, делай это медленно. Взгляд – слово, слово – взгляд. Жар, холод, огонь, покой…

Ее зрачки задвигались, губы шевельнулись, потом застыли, и Саймон довольно кивнул. Таинство цехара начиналось с концентрации внимания, а для этого в клане Теней Ветра использовали горящую свечку и стальной нож, символы жара и холода, солнца и луны. Опытный человек умел погружаться в медитацию без этих предметов, однако медитирующему впервые они были так же необходимы, как блестящий шарик гипнотизера.

Зрачки девушки продолжали двигаться. Налево, направо… Солнце, луна, огонь, покой, жар, холод, жизнь, сон…

– Теперь быстрее, – велел Саймон. – Пусть слова, которые ты повторяешь, живут и звучат сами собой, не мешая думать. Думай! Думай о чем-нибудь хорошем, о матери, которая научила тебя танцевать, о танце… Представь, что ты танцуешь, – тебе ведь это нравилось, верно? Ты скользишь, едва касаясь земли, наклоняешься и кружишься, протягиваешь Руки, прыгаешь, и прыжок твой длится долго, бесконечно – тяжесть исчезла, ты весишь меньше пушинки, ты паришь, летишь… И кто-то – уже не ты – все повторяет и повторяет: солнце, луна, огонь, покой, жар, холод, жизнь, сон… Быстрее! Еще быстрее!

Теперь взгляд Марии метался стремительным маятником, отсчитывающим не секунды, доли секунд. Мышцы ее были Расслаблены, пальцы не дрожали, лицо застыло, и только длинная прядь шелковистых волос развевалась на ветру. Кажется, она умела погружаться в такое состояние – пусть бессознательно, инстинктивно, как всякий хороший танцор, способный к воображаемому танцу: когда звучит мелодия, тело становится легким, почти невесомым и сказочно послушным, и музыка несет его, будто океанский вал, заставляя взлетать и опускаться, кружиться и скользить.

Входит в транс, отметил Саймон, и запел. Слова не имели значения, важен был ритм – мерный, успокоительный, торжественный, и потому он пел на тайятском, пел Песню Представления, которой, вернувшись из дальних опасных странствий, приветствуют друга-воина, родича или соратника. Конечно, на склонах Тисуйю-Амат не пели таких песен женщинам – ведь им, подобно воинам, не приходилось странствовать, подвергаться насилию, бороться за жизнь, ранить, убивать и получать удары – равно как болтаться в мешке над стаей разъяренных кайманов; но Мария прошла через это испытание, а значит, была достойна Песни, какой приветствуют мужчин. Саймон пел:

Я – Тень Ветра, носивший дневное имя Дик Две Руки; так звал меня Наставник в дни юности в Чимаре.

Я – Тень Ветра, чей отец Саймон Золотой Голос – да пребудут с ним Четыре прохладных потока!

Я – Тень Ветра, чья мать Елена Прекрасная ушла в Пещеры Погребений.

Я – Тень Ветра, воин-тай, защитник и мститель; прочен мой щит, верен мой глаз, и на клинках алеет кровь..

Я – Тень Ветра, пришелец со звезд, вестник надежды, и нет на моем Шнуре крысиных клыков.

Я – Тень Ветра, одинокая тень в мире людей и в мире тай, ибо нет у меня ни брата-умма, ни сестры-икки.

Я – Тень Ветра, а ты – Тень Земли, мертвая тень; но стоит тебе ожить, и мы улетим к звездам.

Я – Тень Ветра, но если ты хочешь, я стану твоей тенью.

Дыхание Марии сделалось глубоким, редким, размеренным, лицо застыло – но не маской покорного равнодушия, а так, будто она спала и находилась сейчас на грани пробуждения, между сном и явью. Кожа девушки побледнела, голубая жилка билась на виске, веки приспустились, и по их частому дрожанию Саймон знал, что она несется в стремительном воображаемом танце, продолжая отсчитывать про себя: солнце, луна, огонь, покой, жар, холод, жизнь, сон…

– Замри! – приказал он. – Замри и постарайся извергнуть свой страх. Солнце, огонь, жар, жизнь… Они помогают тебе, даруют победу и мощь. Чувствуешь это? Чужие руки коснулись тебя – злые руки, сильные, но ты – сильней. Ты – гибкий стебель в сухой траве, полный жизненных соков; ты гнешься, но не ломаешься, выскальзываешь из когтей, обвиваешься вокруг пальцев, тебе не страшны ни клык, ни нож, ни хлыст, ни пуля. Ты не боишься их, верно?

Губы девушки шевельнулись.

– Верно… – прошептала она. – Верно… Я не боюсь… Я – сильнее… Я – это я…

– Ты – это ты, – подхватил Саймон. – Солнце, Небесный Свет, дарующий силу, поддерживает тебя; Луна – лишь тень Небесного Света, не властная над тобой. Ты помнишь о том, что случилось ночью; помнишь о людях, пытавших тебя ужасом, помнишь о мраке, о темной воде, о чудищах, круживших под ногами… Помнишь, но не боишься!

– Помню… Не боюсь… – эхом отозвалась Мария. Все эти слова, похожие на заклинания, не являлись целительным лекарством – они лишь напоминали погрузившемуся в транс, где лежит необходимый ему источник. Этих источников было множество; в каждой человеческой душе струились ручьи спокойствия, бушевали потоки ярости, плескались озера забвения, фонтанировали гейзеры силы, били ключи любви, кружились водовороты ненависти. Слова помогали найти дорогу к нужным водам, однако пить приходилось самому; и весь смысл искусства цехара заключался в том, чтобы пить не каплями, а крупными глотками. Мария пила – и, очевидно, найденный ею источник был полноводен и щедр. Саймон наблюдал, как быстро розовеют ее щеки, как распрямляются плечи, разглаживаются горестные морщинки у губ и глаз; теперь она еще больше походила на девушку-тайя, с которой он провожал солнце на склонах Тисуйю-Амат, – на девушку, оставшуюся в Чимаре, в прошлом, в минувшей юности…

Транс истек коротким вздохом, взметнулись веера ресниц,

Руки, лежавшие на коленях, расслабились, ноздри затрепетали, меж приоткрывшихся губ блеснула жемчужная полоска.

– Чия, – не выдержав, позвал Саймон, – Чия!

– Чия? – склонив голову к плечу, девушка смотрела на него, и взгляд ее был глубок и ясен. – Кто это – Чия?

– Та, что осталась на моей родине, среди звезд… на Тайяхате. – Саймон поднял глаза к бирюзовому небу.

– Значит, мне не приснилось, – сказала Мария, помолчав. – Нет, не приснилось. Ты и вправду человек со звезд? И ты спас меня – там, у озера? И вылечил? Да?

Теперь лицо ее было живым, подвижным и чарующе прелестным; нетерпеливое ожидание пряталось в приподнятых бровях, лукавство – в изгибе губ, печаль – в морщинках на лбу, и казалось, что каждая ее черточка, каждая мимолетная улыбка, каждый жест исполнены тайны – той, что пленяет мужчин и сводит их с ума. Той, которой они стремятся овладеть, лаской и нежностью или жестокостью и страхом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация