Дальше, за шеренгами стеллажей, пещера кончалась глубоким альковом. В самой его середине были прорезаны бойницы, забитые сейчас досками, а по обе стороны от них стояли шесть шкафов – но не деревянных, а металлических, в серой облупившейся краске, с перекошенными дверцами. Саймон, чувствуя, как замирает в груди, приблизился к ним, поднял фонарь, поддел створку лезвием ножа и дернул.
Книги… Сервантес, Шекспир, Тургенев, Голсуорси, Шоу, Фейхтвангер, Марк Твен, Толстой, Гюго, Уэллс, Драйзер, Дюма, Куприн… Пальцы Саймона благоговейно скользили по переплетам из вечного пластика, гладили их, стирая пыль, касались разноцветных корешков. Да, в этой пещере тоже были свои сокровища, древний клад, который мог украсить музеи и библиотечные хранилища России. Впрочем, не только России; книги трехвековой давности на любой из планет ценились на вес золота.
Он раскрыл второй шкаф, третий, четвертый, потом – остальные. Книги, книги… Драгоценные, но бесполезные для него. Ни документов, ни исторических записей, ни карт, ни планов, ни схем. Внезапно Саймон понял, что их и быть не могло – во всяком случае, на бумаге. Списки колонистов, всевозможные перечни оборудования, распоряжения руководителей – все это хранилось в компьютерах «Полтавы», как и главная цель его розысков – корабельный журнал. Надо думать, к моменту высадки навигационный компьютер был в исправности: «Полтава» не блуждала в океане, а полным ходом двигалась к американским берегам. И управлявшие ею были людьми двадцать первого века, во многом такими же, как современники Саймона в Разъединенных Мирах; они не писали, они диктовали, и монитор компьютера был для них привычнее, чем лист бумаги.
Выходит, здесь ничего не найти?..
Саймон смахнул рукавом проступившую испарину и принялся шарить на полках. Так и есть – ничего! Книги, книги, книги… Ничего, кроме книг. Он вытащил маленький том в голубом переплете, стер пыль, прищурился, разглядывая обложку. Еще одна редкость. Конвенция Разъединения, свод международных законов, изданный в две тысячи сорок восьмом. Все они действовали по настоящий период, лишь размножились за три с половиной столетия; теперь, обросший комментариями, ссылками на прецеденты и решения ООН, свод Конвенции не поместился бы и в десяти томах. Но эта древняя книга была его ядром и неизменной сутью, что подтверждалось надписью на титуле: «Грядущее объединение и мир придут через разъединение».
С минуту Саймон разглядывал этот лозунг, напечатанный потускневшими алыми буквами, потом хмыкнул, сунул книгу за пояс и закрыл шкафы. Поражение? Нет, пока что нет. Во всяком случае, он не хотел признавать фиаско – ведь, кроме стеллажей с бесполезными протоколами и книжных шкафов, оставалось кое-что еще. Параболоид на башне, антенна космической связи. И эти бойницы, забитые досками. Куда они выходят? Как представлялось Саймону, в сторону моря, на юго-восток. Значит, он находится сейчас под башней с параболоидом, и это нетрудно проверить.
Бойниц было три. Он выбрал левую, где доски совсем почернели и рассыпались трухой под лезвием ножа. Лунный свет, хлынувший в оконце, заставил померкнуть фонарь; потом слабый рокот волн коснулся его слуха, а откуда-то сверху послышалась перекличка часовых. Саймон просунул голову и плечи в бойницу. Под ним стометровым обрывом падала в море скала, волны бились и шипели у ее подножия, заросшего кустами, а на западе лежал город – резиденции донов, полускрытые темной массой древесных крон, церковь на углу проспекта Первой Высадки, смутный абрис Серого Дома и лабиринт узких улочек, змеившихся за площадью. Ему показалось, что он различает дворец покойного дона Хосе – восьмиугольную башенку на кубическом постаменте; под крышей ее горели огни, делая сооружение похожим на прибрежный маяк.
Саймон перевернулся и лег на спину, высунувшись из окна по пояс. Увидел он в этой позиции немногое: сизый бугристый склон скалы, стены и цоколь башни, черные стебли антенн над нею и озаренный лунным светом край параболоида. Приглядевшись, он заметил длинный темный корень, будто бы выпущенный башней в надежде покрепче уцепиться за утес; корень – а может, шланг или толстый канат – был закреплен на скале и тянулся вниз, прямо к бойницам Архива, то пропадая во мраке впадин, то отсвечивая металлическим блеском на выпуклостях и карнизах. Саймон, протянув руку, начал ощупывать неровную каменную поверхность; ладонь его скользила вверх и вниз, налево и направо, пока пальцы не встретились с чем-то округлым, протяженным, шероховатым на ощупь, но, несомненно, металлическим. Теперь, повернув голову, он видел этот предмет – что-то напоминающее кишку пятисантиметрового диаметра, которая была закреплена на вбитых в камень толстых стальных штырях.
Саймон довольно усмехнулся. Не корень, не кишка, не шланг и не канат – кабель! Энергетический кабель в не подвластной времени бронированной оплетке, тянувшийся сверху вниз, от башни с антеннами к основанию скалы. Куда он вел? Гадать об этом не стоило, раз можно было проверить.
Прикрутив фитиль фонаря, Саймон привязал его к поясу и протиснулся в окно. Скала только на первый взгляд казалась неприступной – ее усеивали мелкие трещинки и выбоины, надежная опора для пальцев рук и ног. К том же имелся кабель; держась за него, Саймон чувствовал себя вполне уверенно, не хуже, чем муха на покрытой штукатуркой стене. Он двинулся вниз, почти не напрягая мышцы. На Старой Земле, как и во многих других мирах, он наслаждался ощущением легкости, будто воздух поддерживал его над стометровой пропастью; казалось, еще немного – и он воспарит над морем и берегом – так, как летал когда-то в детских снах.
Кабель в его руках был прочным, едва тронутым ржавчиной; вероятно, его обшивку сделали из какого-то сплава,, с трудом поддающегося окислению. Это вещество могло оказаться металлокерамикой или легированным титаном, но Саймон счел его ферроборазоновой броней – подобный материал до сих пор использовался всюду, где долговечность и прочность были важнее веса. Эта мысль вдохновила его; ведь корпус и орудийные башни «Полтавы» наверняка создавались прочными и долговечными.
Он спустился метров на семьдесят. Внизу шуршали волны, облизывая нагромождение покрытых водорослями камней; один из них – выпуклый, гигантский, с изрезанным краем – напоминал всплывшего из пучины осьминога в кольце бугристых щупальцев. Скала здесь до самого основания поросла барбарисом – гибкими, колючими, упрямо цеплявшимися за каменную поверхность кустами. Собственно, то был уже не камень, а бетон – древние, трещиноватые, но еще не развалившиеся блоки, которыми заделали гигантскую расселину в утесе. Ее размеры и очертания позволял оценить кустарник, приютившийся в щелях бетонной кладки; она была треугольной, расширявшейся книзу и тянулась до рокочущих волн. Будто скалу разодрали пополам, мелькнула мысль у Саймона, и в следующий момент он догадался, что замурованная расселина – вход в пещеру, гораздо более высокую и просторную, чем та, в которой разместили Архив.
В бетонной стене зияли провалы, скрытые кустами, и Саймон, вытянув руку, убедился, что не может нащупать внутреннюю поверхность кладки. Он посветил в один из провалов фонарем, но занавес мрака отодвинулся лишь на метр; было неясно, что таится за ним – пустое пространство или глухой непроницаемый скальный монолит. Правда, Саймону чудилось, что он ощущает дуновение теплого воздуха на лице, и огонек фонаря вроде бы отклонился наружу… Все-таки полость? Или узкие шурфы, в которые не протиснется даже крыса, пробитые бог знает зачем?
