Руслан, высокий, гибкий и ловкий, безнадежно взрослый, четырнадцатилетний прекрасный принц с вечными ссадинами на дочерна загорелых ногах. У Руслана синие смеющиеся глаза на опаленном солнцем лице и веснушки, мелкие, едва заметные, на носу и скулах, как будто горячий ветер из пустыни осыпал его лицо песком. Руслан похож на всех книжных героев одновременно: на Тома Сойера, на Тимура, на Робин Гуда. Он сильный, ловкий и смелый. Он самый красивый из всех дворовых мальчишек. Он, конечно, не обращает на Олю ни малейшего внимания, не помнит даже, как ее зовут. Иногда заходит передать маме библиотечные книги, смотрит куда-то мимо, говорит:
– Привет… ты… в общем, передай маме книжки, пожалуйста!
И Оля потом часами листает прочитанную им книгу, продирается через взрослый сложный текст, ищет, не оставил ли он где рисунка на полях, не забыл ли случайно какой-нибудь записки. Но Руслан читает книги аккуратно, ей только раз посчастливилось найти между страницами деревянную школьную линейку, подписанную «Логинов Руслан 8 «Б».
Руслан сбежал по стершимся до блеска ступеням каменной лестницы и, не сбавляя темпа, лихо запрыгнул на скейт. Деревянная дощечка тут же пришла в движение, Руслан покачнулся, но быстро поймал равновесие, раскинул в сторону руки, чуть согнул в коленях ноги и покатился под уклон, в сторону подворотни. Ловкий, уверенный, смеющийся. Мальчишки восхищенно цокали языками:
– Во дает!
Оля, забыв о рассказе, зачарованно смотрела на удаляющегося паренька. Маринка толкнула ее в бок:
– Оль, ну че-то дальше-то? Оля! Ты че на него таращишься, влюбилась, что ли?
Девчонки тут же подхватили:
– Втюрилась! Олька втюрилась, ха-ха!
Оля, насупившись, поднялась на ноги, бросила сквозь зубы:
– Чего развыступались? Сами вы втюрились, дебилки!
Руслан, набирая скорость, летел к выезду из двора, не замечая разгоревшихся из-за него страстей. С улицы в подворотню, сверкая черным боком, въехала новенькая «шестерка». Руслан едва успел сориентироваться, резко наклониться вправо, оттолкнуться ногой и увернуться от автомобиля. Еще секунда, и машина зацепила бы его крылом.
– Вы че, пацаны, охренели, что ли, от жары – под колеса кидаетесь? – лениво бросил, выходя из машины, дядя Миша с третьего этажа. Он покрутил пальцем у виска, хлопнул дверцей и быстро пошел к дому.
Абай вздохнул завистливо:
– Вот это тачка!
– Да уж, покруче твоей доски, – весело отозвался Руслан. – Ну че, пацаны, погнали купаться?
И шумная ватага мальчишек, возбужденно гомоня, пронеслась через подворотню, убежала прочь.
Через два года, спрятавшись в той же подворотне, Оля провожала Руслана, навсегда уезжавшего из родного города. Была зима. Над разновысокими скатами крыш тяжело провисали ватными клочьями серые облака. Снежная замять крутилась между пристройками и амбарами, завивалась серебристой змеей. Оля терла покрасневшими руками озябшие на ветру щеки.
Во двор въехала светло-желтая «Волга» с черными шашечками, остановилась как раз на том месте, где раньше всегда поблескивала дяди-Мишина «девятка». Теперь завидного автомобиля там давно уже не было. Миша не появлялся в городе уже пару лет, исчез как-то ночью, когда к ним во двор наведалась милиция. А вскоре его отец продал замечательную машину.
Водитель такси не стал глушить двигатель, засигналил пронзительно. Хлопнула дверь подъезда, во двор вышел высокий горбоносый мужчина в черном пальто и меховой шапке. Теплый пар, поднимавшийся от его дыхания, тут же осел белыми звездочками на черных усах. Мужчина опустил в багажник старый, потертый чемодан с примотанной изолентой ручкой, обернулся на дом. Вскоре из дверей показался Руслан – в надвинутой на самые глаза вязаной шапке, обмотанный шарфом. Он шел чуть согнувшись под весом висевшего на спине тяжелого рюкзака. А все же помедлил перед машиной, обернулся, в последний раз окинул синим взглядом двор, старые дома, нелепые галерейки и пристройки, проржавевший велосипед у стены сарая.
«Уезжает, навсегда уезжает…» – рассеянно думала Оля. Она знала уже, что тетя Галя Логинова умерла и Руслан переезжает жить к отцу. В голове крутились бессвязные обрывки мыслей: «Никогда больше… а как же?.. А книжки?» Она прижалась к стене подворотни, даже сквозь пальто ощутив морозную стылость камня. Руслан качнул головой, повернулся к машине и вдруг увидел Олю, спросил безразлично:
– Ты что тут?
И она еле выдавила из себя:
– Варежку потеряла… Ищу…
– Варежку? – Он усмехнулся как-то не так, как обычно, невесело, стянул с рук вязаные рукавицы и протянул ей: – На вот, держи! Смотри, не теряй больше. Ну, счастливо!
Он нырнул в приоткрытую дверцу машины, автомобиль тронулся, свернул в подворотню и исчез, оставив за собой облачко морозного пара. Оля натянула варежки, еще теплые от ладоней Руслана, уткнулась в них лицом и отчаянно заревела.
Миша сказал ей по телефону: «Тебя встретит новый начальник охраны, Умаров. Наш земляк, кстати. Но ты его вряд ли помнишь, он уехал из города еще в середине восьмидесятых». Фамилия была ей незнакома, и Оля не обратила на слова мужа никакого внимания. Выходя в зал ожидания аэропорта, равнодушно скользнула взглядом по толпе встречающих, пытаясь сообразить, кто ее ожидает. И вдруг словно струя свежего ветра ударила в лицо в душном, затхлом помещении. Будто бы вокруг вдруг запахло не пресным кондиционированным воздухом, химическим кофе из автомата и множеством посторонних людей, а – солью, морем, горячим песком, цветущими акациями, инжиром, ветром.
Позже она удивлялась самой себе: как это возможно, с первого взгляда узнать человека, которого не видела двадцать лет, которого помнила подростком. А все-таки сразу поняла – он. Конечно, Руслан стал выше ростом, раздался в плечах. В фигуре не было больше юношеской тонкости, гибкости, она налилась силой, сделалась массивнее и мужественнее. Черты лица стали резче, без мальчишеской мягкости: высокие скулы, твердый, чуть тяжелый подбородок, решительно сжатый рот. А глаза, глаза остались прежними – изменчивыми, – то светло-голубыми, то пронзительно-синими на бронзовом, бронзово-загорелом лице.
Может быть, Оля так быстро узнала его потому, что тогда, в детстве, много лет носила в себе его образ – веселого бесшабашного мальчишки с какими-то несовременными рыцарскими идеалами. Этот образ сидел в голове как некий знак качества, мерка, которой она мерила всех окружавших ее особей мужского пола. И ни один не дотягивал до идеала – никто. Даже посмеивалась над собой: ну сколько можно, ты ведь взрослая уже, а до сих пор помнишь какого-то дворового героя с разбитыми коленками. Чуть ли не в ночь перед замужеством о нем вспоминала. А потом взяла себя в руки – ну хватит, все это детские глупости. И вдруг теперь, через столько лет, увидеть его снова…
