Зевнув, я промолвил:
– Скучновато тут у вас. Повздорили два болвана, теперь дерутся, а прочие ханурики глазеют… Это ли веселье?.. Тоска!
– А ты чего хотел? – поинтересовался карлик.
– Ну-у, не знаю… девочек, мальчиков… особенно мальчиков.
Тут он взглянул на меня с новым интересом. По мальчикам Пол Пот был крупный специалист.
– Любишь сосунков?
– Не откажусь.
– А если на троих?
– Почему бы и нет?
– Да ты, я вижу, шалунишка!
– Дитя порока, – ответствовал я и облизнулся.
Он снял перчатку и со знанием дела пощупал мой зад. Лапа у него была огромной, с толстенными пальцами и острыми загнутыми когтями. Щеки Пол Пота алели румянцем – кажется, вариант «на троих» очень его возбуждал.
Джавдет и Вомба, свившись клубком, катались по полу. Взглянув на них, мой собеседник произнес:
– И правда скучно. Если хочешь пошалить, у меня найдется кое-что приятное. Пойдем?
– Пойдем, – кивнул я, возликовав. Рыбка сама шла в сети!
Мы выскользнули из зала, оставив за собой рев, топот и вопли. Позади арки была лестница, не винтовая, а каменная, с истертыми от времени ступеньками. Рука об руку, как лучшие друзья-любовники, мы направились вниз. Перчатки карлик сунул за пояс и, потирая лапы, пускал обильную слюну. Должно быть, предвкушал, как вставит мне, а я – ему. В последнем случае он был недалек от истины.
На втором подземном ярусе, как я и думал, располагались господские чертоги. Шествуя мимо закрытых дверей, Пол Пот тыкал когтистым пальцем и называл своих коллег: Форд, Борджа, Щекотило, Пича Вомба… Наконец мы добрались до его апартаментов, большой и богато обставленной комнаты. Странно, но этот недомерок предпочитал огромные кресла, обтянутые кожей, широкие оттоманки, массивные шкафы, до верхних полок которых он, при всем желании, не мог добраться, и неохватные вазы в китайском стиле. Между двумя такими мастодонтами была еще одна дверь, ведущая в глубь покоев. Распахнув ее, Пол Пот ухмыльнулся и гостеприимным жестом предложил мне заглянуть.
Я переступил порог и обомлел.
Пол Пот
Там была камера времен царя Ивана, то ли сохранившаяся в первозданном виде с кровавой опричной поры, то ли восстановленная умелым реставратором и оснащенная необходимым инструментом: дыбой и жаровней, клещами и шильями, ножами, бичами, железными терками и неприятной штуковиной, в которой я опознал «испанский сапог». На фоне грубых каменных стен и закопченных сводов это производило впечатление. Мечта садиста! Тут были даже тиски для ущемления пальцев, воронка для пытки водой и ланцеты, с помощью которых снимали кожу. Все старинное, натуральное, без обмана.
– Ну как? – с гордостью спросил упырь.
– Приятный интерьерчик, – отозвался я. – Сам придумал?
– Пашка помог. Мастер по таким делам. Не забыл еще, помнит, старый черт!
– Пашка?
– Чуриков. Но прежде звали его по-другому.
Интересно, как, подумал я, озираясь. Пыточная освещалась тремя факелами, и в их скудном свете было заметно, что камера не пуста. Напротив входа, на стене, висела юная особа, распятая в цепях, голая, как новорожденный младенец. Формы вполне зрелые и очень аппетитные, однако мордашка выдавала возраст – лет шестнадцать или семнадцать, не более того. Второго страдальца подвесили на дыбе, тоже в чем мать родила, но, судя по пейзажу ниже пояса, этот был мужчиной. Точнее, парнишкой в тех же годах, что и распятая барышня. Он безмолвствовал – похоже, был в отключке. Но почему молчала девица? По идее, при виде двух упырей ей полагалось вопить от ужаса и биться в истерике. Но она взирала на нас не с испугом, а с какой-то странной жадной надеждой.
– Отличное местечко для всяких шалостей, – сказал Пол Пот, зловеще ухмыляясь. – Я уже оголодал. Не подкрепиться ли нам для начала?
Он шагнул к столу, где были разложены пыточные приспособы, и вытащил из-под него кувшин. Сделал несколько больших глотков, взболтал содержимое и отпил еще. Жидкость булькала у него в глотке.
– Поделим по-братски. Еще половина осталась. – Сунув мне кувшин, он снова потянулся к моей заднице. – Хороший ты мужик! Я больше по малолеткам, но иногда и с крупнячком люблю побаловаться. Тебя как зовут?
– Петер Трахтунберг, – сообщил я.
– Прибалтийский немец?
– Обрусевший.
– А я Харви из Лондона. Но Харви – это для своих… Обычно меня зовут Пол Потом. Ты хлебни, Петер, не стесняйся!
– Какие стеснения!
Я поднес кувшин к губам. В нем была кровь – возможно, девицы или висевшего на дыбе парня, но это меня сейчас не беспокоило. Унюхав специфический запах, я вдруг ощутил дрожь в коленках и сосущую пустоту в желудке. Что-то там трепетало, попискивало и бурчало, требуя пищи, и пищей этой была кровь. Почти неосознанно я сделал первый глоток, потом жадно опростал кувшин до дна. Кровь была сладкой и прибавила мне сил.
– Раздевайся! – Карлик сделал широкий жест. – Хочешь, с пацаном займись, хочешь, с красоткой Ксюшей поиграй. Она не против. Все твое, Петер из Риги!
– А ты? Ты сам? – спросил я, расстегивая пиджак.
– И я твой. До известных пределов.
Он повернулся ко мне, раскрыв в усмешке пасть. Я подмигнул недомерку, выхватил кистень и врезал ему в лобешник, прямо между глаз. Бил вполсилы, чтобы кость проломить, но не вышибить мозги. Словом, бил жалеючи и даже подхватил очумевшего клиента, чтобы не грохнулся он затылком о каменный пол.
И тут девица завизжала. Визг был пронзительный, точно резали свинью или сдирали с кошки заживо шкуру. Я изумился. С чего бы такая реакция? Что она разошлась? Я ведь упыря уполовинил, а ее и пальцем не коснулся!
Но удивляться было некогда, время поджимало. На стене, рядом с голой барышней, обнаружились другие цепи, с современными браслетами, так что я содрал с карлы сапоги и приковал его к стенке. Дырка во лбу зарастала на глазах, но пока клиент пребывал в беспамятстве, и будет в таком состоянии еще минут десять-пятнадцать. Закончив с ним, я повернулся к девице.
– Ты чего орешь?
Она захлопнула рот. Потом пробормотала:
– Ты ведь его укокошил, чмо долговязое! Такого лапушку! А он обещался… обещался… – Тут барышня разрыдалась и так задергалась от горя, что цепи зазвенели.
– Во-первых, он пока живой, – заметил я, разглядывая ее шею. Отметин от клыков там еще не было. – А во-вторых, скажи, красавица, чего он тебе наобещал?
– Обеща-ался, что на Фа-абрику меня возьму-ут или в До-ом Три-и… – сообщила она, обливаясь слезами.
Глаза у меня полезли на лоб.
– Ты что, девка, охренела? Какие дома, какие фабрики? Ты в логове вампира!
