— Давненько я не слышал этого звона, Заф. Ну, ты понимаешь. Звуки, штуки… Ты их забываешь нафиг, а потом видишь или слышишь, и только тогда понимаешь, как много они для тебя значили. Странно, блин — и куда деваются эти воспоминания, когда ты о них не думаешь?
Зафод не долго мучился над ответом.
— Я всегда считал, что мои воспоминания находятся по ту сторону коридора, в голове номер два. А когда они мне нужны, голова номер два всегда мне их перебросит.
— Ух ты. Вот это типа да! Примерно то, что я хотел сказать. Кстати, ребята, друг другу типа в глаза смотрите при этом?
— Абсолютно нет, — возмутился Левый Мозг, подпрыгивая с такой энергией, что его не могло удерживать гироскопическое поле. — Он несет полный вздор. У нас одинаковая кора мозга.
Форд заплясал вокруг шара, приблизив к нему растопыренные пятерни на манер заклинателя.
— Конечно, но мозг-то у тебя. Разве не ты, умник, подцеплен к невероятностному движку?
Левый Мозг не удержался от самодовольной ухмылки.
— Это так. Двигателем управляю я. Он теперь — часть меня. Я любой его чих чувствую.
Взгляд у Форда слегка остекленел, хотя окончательно осмысленности не терял.
— Тогда объясни мне, дружок, почему я тебя и ожидал?
Левый Мозг так и застыл.
— Чего?
— Ага! Так и есть, умник бесштанный! Я знал, что вы, ребята, появитесь.
— Но это вздор! Как ты мог знать? Шанс того, что единственная во Вселенной личность, способная вас спасти, появится именно тогда, когда вам это нужно, равен одному к ста пятидесяти миллиардам. Впрочем, для невероятностного привода это расклад приемлемый.
Форд только ухмыльнулся.
— Зависит от того, как считать, приятель.
— Существует только одна методика подсчета, — упрямо настаивал Левый Мозг.
— Ох, да нет же, — заявил Форд тоном человека, слишком долго прожившего в дешевых гостиницах без денег на телевизор, по причине чего вынужден читать собственный путеводитель. — Считать можно много как. Вон, у Вл'ургов вся математика построена на потрохах.
Необходимое примечание. Это не совсем так. В подсчетах участвует также высушенный пенис велопсов.
— Лично я, — продолжал Форд тоном, столь покровительственным, что одноклеточные формы жизни, должно быть, при звуках его ускорили эволюцию, дабы побыстрее отрастить руки с пальцами, способные взять по камню и забить его к чертям собачьим. — Лично я строю все расчеты на эмоциях.
— Эмоциях? — поперхнулся Левый Мозг, едва не выпрыгнув из своего шара. — Эмоциях!!! Как ты только позволяешь себе оставаться таким тупым — с одной-то головой?
— А мне нравится быть тупым. Все видится яснее. Быть тупым — это как щуриться на солнце.
Заявления Форда встряхивали шар с Левым Мозгом, как шлепок мокрым полотенцем.
— Солнце? Что ты такое мелешь? Тупость — это тьма и невежество!
— Значит, вы все-таки собирались лететь сюда? В точку с заранее намеченными координатами?
— Нет, — признался Левый Мозг. — Намеченная точка была уже уничтожена, так что невероятностный привод перемешал нас в безопасное место.
— И из всех точек Вселенной переместил именно сюда.
— Чистая случайность. Побочный эффект невероятностной тяги.
— Какая уж там случайность. Зафод пришел на помощь любимому кузену. Разве такое невероятно? Такое уже случилось раз — у этой самой планеты. Еще раз — и выйдет закономерность. А в последний раз, когда я проверял значение этого понятия, закономерности не считались особенно уж невероятной вещью.
Еще одно необходимое пояснение. А вот это уже откровенное вранье, поскольку Форд Префект никогда и в голову не брал проверять вероятность закономерностей. Форд вообще редко проверял что-либо за исключением степени наполненности своего стакана и общего уровня крутизны бытия. Он даже угрохал как-то раз все свое месячное жалованье на счетчик крутизны, однако тот питался исключительно крутым настроением обладателя, поэтому работал с перебоями. Форд испытал его раз в сортире, после чего сунул в уплотнитель мусора вместе со счетом на оплату.
Левый Мозг продолжал подпрыгивать и раскачиваться.
— Да, правда. Закономерности плохо сочетаются с невероятностью.
— Как правило?
— Как правило.
— Знаешь, «правило» тоже неважно сочетается с невероятностью. То есть вообще не сочетается. Трам-тарарам-там-там как не сочетается. Даже меньше, чем деньги.
— Д-да, — пробормотал Левый Мозг. — В л-логике не откажешь.
— Мне кажется, или ты вспотел, приятель? Что, у роботов теперь и головы потеть научились?
Левый Мозг и впрямь обильно потел. Откуда-то из похожего на воротник основания шара выползли мелкие букашки и с жадностью набросились на капельки пота.
— Я не робот! — возмутился Левый Мозг.
— Эй, разве не ты болтаешься в стекляшке, подцепленный к компьютеру? А из шеи ползут букашки. Когда я проверял такое в последний раз, это определенно называлось роботом.
Необходимое пояснение. Опять-таки, ничегошеньки он не проверял. Сплошная лапша на уши.
— Хотя, — задумчиво продолжал Форд, почесывая воздух перед подбородком. — То, как облажался невероятностный движок, сильно смахивает на огрехи органики.
— Облажался? — беспокойно переспросил Левый Мозг. — Ты правда так считаешь?
— Стопудово. Но давай вернемся к этому позже, пусть одного из нас это и огорчит. А пока — как насчет расфурычить этот твой движок и отправить нас в какое-нибудь действительно невероятное место?
Шар Левого Мозга замерцал болезненным зеленым светом, и по стеклу замельтешили, сменяя друг друга, ряды цифр.
— Невероятно? Но как это рассчитать? Как… Все, во что я верил… Значит, цифрам доверять нельзя? Возможно ли такое? Возможно?
Форд даже начал немного трезветь.
— Эй, дружище. Забудь. Я тебя всего лишь за отросток подергал. Ну скажи ему, Зафод?
Зафод закинул лапищу на плечо кузену.
— Так оно и есть, приятель. Тебя побил лучший из лучших. Вот этот вот Форд как-то раз настолько довел верховного священника на Вундоне, что тот набросился на него со своими ароматическими палочками.
— Это было пари, — пояснил Форд, которому не хотелось, чтобы его считали способным доводить благовонных священников за просто так.
Левый Мозг пребывал в растрепанных чувствах.
— Компьютер сообщает мне цифры, но вы… Вы, двое Зарквон-знает-какие липовые головы с Зарквон-знает-какими липовыми мозгами!
