Хаори кануло в небытие сразу же. В первые минуты знакомства с публикой, почтившей своим обществом камеру. Довольно большое помещение, кстати. Кимоно я отстоять успел, правда, мы с ним понесли потери, превратившие прекрасную вещь в… Нет, просто нет слов. Никаких. Но оно оказалось и к лучшему: когда меня в первый раз объявили «девчушкой», я совершенно молча врезал нахалу по зубам. Правда, благородство поединков один на один в пределах КПЗ не особенно уважалось, поэтому пришлось основательно вспомнить все имеющиеся навыки, чтобы отстоять свое жизненное пространство, а главное, пространство чести.
Но все языки укоротить не получилось. К сожалению.
– Так что, девчушка? Освободишь место или нет?
Я обернулся, посмотрел на нетерпеливого грубияна, надеюсь, что грозно, потом снова коснулся панели комма. Пока не загнали обратно, надо попробовать еще раз. Должна же она наконец ответить!
– Не терзайте несчастный аппарат, капитан. Или он уже успел вас чем-то разозлить?
Ответила, надо же… Причем лично появившись в коридоре. Вся такая свежая, элегантная, томная и довольная. Как пантера, загнавшая бедного маленького козлика и сжевавшая жертву с потрохами.
– Ладно, хватит стоять столбом. Проводите меня к выходу?
– Это приказ?
– Пока что просьба. Но, если вам здесь понравилось, могу помочь продлить пребывание.
Я беззвучно ругнулся и последовал за Барбарой. Шла она, кстати, довольно медленно, видимо щадя остатки моего достоинства, а заодно и одежды.
– Коллеги из полиции сообщили мне, что вы не желаете сотрудничать. Как это понимать?
– А так и понимать.
– Лаконичность – хорошее качество, но не всегда, капитан. Так о чем вы упорно молчали всю ночь?
– О вашем племяннике, мэм.
– Да неужели? – усмехнулась полковник фон Хайст. – Он натворил что-то такое, что повергло вас в шок?
– Строго говоря, да. Он умер.
– Бывает.
– Вас это не…
– Удивляет? Капитан, меня не удивляет ни одна вещь на свете, если она получила мое предварительное одобрение.
– Хотите сказать, что собственноручно отправили моего напарника на…
– Боюсь, там, куда я действительно хочу его иногда отправить, Морган долго задерживаться не станет.
– Постойте! Значит ли это…
– Что ваш драгоценный напарник жив? – уточнила Барбара. – Да. И даже здоров. Относительно.
– Относительно чего?
– Ему требуется определенная реабилитация. Которую он, собственно, в настоящее время и проходит.
– Где?
Этот вопрос, разумеется, остался без ответа.
– Вам жалко сказать?
– Дорогой капитан, для вас мне ничего не жалко. Но, принимая во внимание события последних дней, Моргану стоит все же немного отдохнуть.
– От моего присутствия в его жизни?
– Ну зачем же так сразу… Да, хочу обрадовать: по заявлению лечащего врача капитан Кейн благополучно вошел в период ремиссии. И мы даже можем надеяться, что она будет весьма длительной.
Еще бы! После такого сумасшествия, в котором он барахтался, Мо ждет теперь по меньшей мере полгода прострации. А значит, и меня…
Но, пожалуй, я рад. Да, определенно рад!
– Касательно вашего здоровья, капитан. Готовы выйти на работу?
– Видите ли…
– Вообще-то вижу, – злорадно оборвала меня Барбара, поскольку в этот момент мы с ней добрались до крыльца полицейского участка, рядом с которым был припаркован хорошо знакомый мне лимузин. И хорошо знакомый двоюродный братец.
Не могу сказать, что этот постановочный портрет в интерьере меня сильно удивил: с дедули сталось бы отправить за мной отряд самураев. Занятнее было другое: судя по довольно утомленному виду Катсу и ряду подозрительных помятостей на костюме, шофер ожидающего моего появления экипажа проторчал тут всю ночь. И это обстоятельство практически лишило меня дара речи.
Полковник, впрочем, не стала пользоваться чужим ошеломлением в личных целях: удалилась молча, покачивая бедрами, пройдя примерно на расстоянии ладони от моего братца. И надо сказать, тому еле-еле удалось удержать на лице невозмутимую маску. А потом он еще долго смотрел Барбаре вслед. Та же, словно чувствуя взгляд, развлекалась изо всех сил: останавливалась, изящно сгибала ногу, якобы для того, чтобы поправить чулок, в общем, творила обычные для женщины шуточки.
– Поедем домой?
– А? – Катсу наконец-то повернулся ко мне.
– Домой, говорю, отвезешь меня? Или у тебя тут дела?
– Только одно дело. Ты.
Я покосился на лимузин:
– Надеюсь, деда там не наблюдается?
– У него дела тоже есть. Только в другом месте.
– И как же ты оставил Тору-сама без поддержки и защиты?
Катсу только фыркнул, распахивая передо мной дверцу. Но, прежде чем отправиться на водительское место, спросил:
– Сердце той женщины свободно?
Я почесал затылок. Не в целях стимуляции мысленного процесса, а потому что ночь, проведенная не в самом приспособленном для ночлега помещении, пагубно сказалась на чистоте и гигиене.
– Сердце – возможно. А вот постель вряд ли.
Лицо братца приобрело выражение, которое с натяжкой можно было назвать мечтательным, и я поспешил добавить:
– Даже не мечтай! Она любого мужчину растопчет и не заметит.
– Иногда не зазорно побыть и ковриком, – улыбаясь ответили мне.
По дороге к дому я сгорал от… воодушевления.
Хотя Барбара все равно отмолчалась насчет места нынешнего пребывания Моргана, главное, она ничего не стала запрещать. А в наших отношениях с начальством, неважно, по работе или по жизни, отсутствие запрета равносильно разрешению. И полковник прекрасно об этом знает, стало быть… Или она нарочно не ограничила на сей раз свободу моих действий? Если да, то, возможно, не помешает проявить дополнительную осторожность, потому что мнимая вседозволенность рискует обернуться ловушкой. Впрочем, ну и пусть. Пусть оборачивается.
Поскольку было упомянуто, что напарник вроде как на официальном лечении, имело смысл искать сведения о пациентах в общей базе медицинских учреждений. И, что самое удивительное, Морган нашелся. Правда, под своим вторым (или все-таки промежуточным?) именем, но остальные идентификационные данные подтвердили: да, это он самый. Однако заведение, в котором предполагалось проводить реабилитацию, настораживало.
Закрытая лечебница для богатых людей, предавшихся порокам: ну что там делать капитану Кейну, скажите? Если только зевать от скуки, ведь в таких местах персонала всегда втрое больше, чем самих больных. Хотя как раз обилие симпатичных медсестричек… Нет, в данном случае, наверное, все же медбратьев: в общении с наркоманами, пусть и вставшими на путь исправления, в любой момент могла потребоваться грубая мужская сила. А с мужчинами я не очень лажу. Скорее лажаю переговорный процесс еще в самом начале. Ну а что прикажете делать, если мои внешние данные в девяноста процентах случаев вызывают у собеседника стойкое желание посоревноваться? Спрашиваете, что происходит в остальных десяти процентах? Об этом вам лучше пооткровенничать с Паркером…
