Ахилл Мария собирался еще что-то сказать, но его прервал вызов по командирскому каналу:
— Всем! Всем! Говорит штаб ПКО! К вам флуггеры! Через пятнадцать минут выйдут на рубеж атаки! Срочно валите оттуда!
И тут же злой голос полковника Меликова:
— Общая тревога! Строимся и уходим! Маршрут десять! Двигаемся на юг, к Кирте!
Лихтер невнятно выругался и убежал. На его место сразу же села мелкая лесная птица. Она поглядела на Ахилла Марию, наклонила голову с серым хохолком и закурлыкала.
— Улетай, глупая, — сказал тот по-испански. — Сейчас здесь будет ад!
Пичуга, наверное, не понимала языка Сервантеса или в самом деле была глупой. Она перелетела на закопченный посадочный башмак и снова исполнила свои песенки. Воздух вонял горелым силумитом, жженой сталью, отработанным топливом и еще чем-то, враждебным всему живому, по сравнению с чем запах лесного пожара казался милым и почти домашним.
Через десять минут Ахилл Мария уже несся по грунтовой лесной дороге, вцепившись в инструментальный ящик на крупе танка. Дивизия отступала или, как сказали бы во времена Сервантеса, вдалась в поспешную ретираду.
А еще через минуту половина горизонта полыхнула огненной сферой, аж земля ушла из-под гусениц — это взорвался танкодесантный корабль «Элан-Б». Ахилл Мария зажмурил глаза и крепче вцепился в ящик. Как настоящий эгоист, он даже не подумал о судьбе невинной лесной твари, которая только что могла испариться в потоках огня.
Было о чем переживать. Ой было!
Потому что еще через пять минут появились флуггеры.
Их приход возвестило противное «щр-р-р-р-р-р», с которым причесал лес клонский беспилотный зонд.
В тот раз их не обнаружили.
Штурмовики «Кара», звено за звеном, прошли параллельными курсами и скрылись из виду. Умные пилоты засекли взрыв танковоза и не стали стрелять по квадратам, сообразив, что русских там уже нет. Ну а умные зенитчики не стали их тревожить, хотя могли положить в упор пол-эскадрильи.
Зато потом был скоротечный бой с засадой егерей «Атурана». Засаду прошли легко, потеряв всего один танк и один бэтээр со всем экипажем и всем десантом. Но вот егеря уже навели штурмовиков как полагается.
Налет длился полчаса.
Абсолютная жуть. Флуггеры укладывали ракеты и планирующие бомбы из-за горизонта. Невидимая и неотвратимая смерть раз за разом заходила на позиции. Надрывались пусковые зенитно-ракетных комплексов, текли стволы твердотельных пушек, горели конденсаторы лазеров, которые силились не допустить крылатых монстров до тела части.
Комплектный, кадровый смешанный дивизион ПКО — это сила, до поры им это удавалось. Но один за другим взрывались и опрокидывались лазерно-пушечные «Клевцы». Исчерпав боезапас, спешили на перезарядку к тэзээмке и в этот миг получали из поднебесья свой кинетический поражающий элемент боевые машины зенитно-ракетного комплекса «Вспышка-С».
Огонь неумолимо слабел. И быть бы дивизии битой… Но вдруг над кронами деревьев, на образцовом бреющем полете прошли черные тени — это были «Хагены» и «Горынычи» из крепостного полка, встреченные громовым «ура!».
И это был их последний бой. Да, они спасли дивизию и посшибали проклятые штурмовики. Но с орбиты навалились десятки «Абзу». Из вылета не вернулся ни один. Махаонский крепостной истребительный полк погиб.
Затем потрепанная дивизия вошла в Кирту и заняла круговую оборону.
— А ты слышал, что наш полкан мэра послал?
— Кучеренка?
— Его.
— Куда послал-то?
— Да как водится — на три буквы.
— Брешешь.
— Вот те крест, зуб даю.
— А ну, разговорчики! Я сейчас кому-то дам… в зуб! Работы — конь не валялся, а они лясы точат! Запомните, салаги: пот экономит кровь! Если кому не ясно — обращайтесь. Всё разъясню!
Так, или примерно так, общались ребята из ополчения — все сплошь молодые лица, горящие жаждой подвига. Последняя фраза принадлежала их командиру — здоровенному мужику с ломаным носом и выстриженной до щетины бородой, что, впрочем, почти не читалось из-за шлема.
Ополчение занималось полезным делом — окапывалось. Точнее, наваливало мешки с цементом к окнам. Дело было в каком-то официальном здании на центральном проспекте Кирты, где обосновался Ахилл Мария и его бойцы. Здание стояло в ремонте, и было оно пустынным, наполненным нежилыми запахами.
А еще здание прикрывало важный перекресток, который атакующим не миновать. Кольцевая дорога — трехуровневая эстакада, окаймлявшая деловой центр города, — виднелась метрах в двухстах за парковой полосой. Строилась Кирта привольно, вовсе не как крепость.
Где-то позади прятались танки, самоходки и немногие уцелевшие мобильные установки ПКО. Кабы не пустые улицы, не предбоевая суматоха — и не скажешь, что война. Эту часть города клоны не бомбили: чистые тротуары, деревья в снегу — красота.
Кстати сказать, эту красоту до последнего и защищал мэр Кучеренок, который ворвался в расположение штаба, оккупировавшего городское управление милиции.
— Как вас там, полковник Меликов? — спросил он с порога, оставив позади возмущенные словеса адъютанта, пытавшегося хватать и не пущать.
Леонид Владленович, который не спал уже сутки и теперь заправлялся крепчайшим кофе, поднял от стола тяжелую голову.
— А… товарищ мэр! Присаживайтесь, чего уж там. — Он указал на стул в конце Т-образного стола, где раньше совещался начальник милиции.
— Присаживайтесь?! Мне рассиживаться некогда! — выкрикнул мэр, но на стул все-таки опустился. — Вы знаете, кто со мной только что вышел на связь?!
— Не знаю, но догадываюсь. — Полковник одним глотком прикончил кофе.
— Именно! Адмирал Ардашир Дэвед! — Мэр потряс кулаком и зачем-то пояснил: — С орбиты! Так вот, если вы догадываетесь, я вас спрашиваю: по какому праву?!
— По какому праву что? — не понял тугой с недосыпа Меликов.
— По какому праву вы по-прежнему здесь, да еще и распоряжаетесь?! — Товарищ Кучеренок вскочил и сразу же сел.
— По закону о военном положении. Проведена добровольная мобилизация граждан призывного возраста, частей милиции. Все вооружены из мобилизационного запаса, сейчас обустраивают позиции для обороны. А что? Что-то не так? — все еще не понимал полковник.
— Не так?! Все не так! Адмирал… этот, Ардашир! Обещал, что не тронет город, если вы сложите оружие или уведете танки вон!
— Вы мне что, сдаться предлагаете? Перегрелись?
— Что-о-о?! — Мэр аж побагровел от переживаний. — Хамите?!
— Пока нет, — спокойно ответил Меликов, наконец сообразивший, чего от него хотят.
Терпение его подходило к хрупкости графита и уже змеилось трещинами. Полковник придвинул к себе шлем и принялся выбивать на нем нервные дроби, а это был плохой знак.
