Сам Боря уже давно не помнил, что он сделал со старичком. Его память могла прочно забыть событие даже пятиминутной давности, если того требовало самолюбие.
Никакой детектор лжи не показал бы, что Боря помнит о старичке. Он невинно забыл о последней жертве – как и о многих других.
23
У дома стояла толпа человек в тридцать, все бездельники, милицейская машина, милиционер хромой Жора с помощницей; подъехал желтый фургончик с надписью по боку: «Служба Дератизации». Оба слова с большой буквы, оттенены красным и украшены условным орнаментом. Служба дератизации выпустила из своего чрева четверых людей в комбинезонах и с баллончиками на поясах. Люди скрылись в доме и вскоре появились снова, на этот раз с мешком. В мешке было все, что осталось от человека, знавшего, что такое счастье.
– Это он? – спросил милицонер хромой Жора.
– Он.
– Быстро уберите. Люди смотрят.
Черный мешок исчез в машине.
– Туда можно входить? – спросил хромой Жора.
– Нужно соблюдать осторожность. Поведение крыс неадекватно.
– Нечего на меня квакать. И не надо учить меня осторожности.
Он отдал мегафон невысокой женщине, стоявшей рядом, и женщина сразу же проявила незаурядный голосовой талант.
Он вошел в комнату и сразу же пристрелил двух очумело ползающих крыс, потом еще одну, которая обдирала обои в углу. Подошел, наклонился над зверьком, взялся пальцами за надорванную обоину и потянул вверх. На стене осталась черная вытянутая полоса. Хромой Жора не боялся крыс. Много плохого говорили о нем в Ыковке, но никто не называл его трусом. Он сам мог, как крыса броситься и перегрызть горло кому угодно, даже своему непосредственному начальнику, если начальник того заслуживал. Немало начальников сменилось, а Хромец так и остался на своем месте. Он знал свое дело.
Потом он подошел к шкафчику и порылся в ящиках, ничего не нашел. Выдвинул ящик стола и взглянул в окно – не видят ли? Видят. Подошел к окну, задернул штору и слегка подергал ее после этого, пока не оборвал один зажим-крокодильчик, улыбнулся, вернулся к столу, вынул деньги, пересчитал небрежно, часть положил обратно. Потом наклонился над дыркой в полу. Из подвала блеснуло несколько пар движущихся глаз.
– Так-так, – сказал Жора, снова подошел к столу и отсчитал еще половину остававшихся денег. Потом пристрелил еще одну крысу, которая посмела высунуть свой нос из ванной. Подошел к серванту, отодвинул стекло, взял модель парусного корабля, сделанную из спичек (даже развевающиеся паруса из спичек), сжал днище в пальцах, смял, бросил на пол.
– Непрочно, – сказал он с тихим отвращением.
Милиционер хромой Жора не любил спичечное искусство, как, впрочем, и любое другое. Искусство казалось ему слишком сложным, а человек, по мнению Жоры, должен быть прост. Только в простоте спасение, а сложность и запутанность – причина всех бед. В полном соответствии с принципами своей философии он любил открывать старые уголовные дела и заново распутывать их – приводить сложное к простому. Несмотря на такую философию, сам Жора был совсем не прост, хотя бы потому, что имел собственные философские принципы. И не только потому.
Жора направил пистолет на пятнышко на стене и выстрелил, изрядно промахнувшись. Жора всегда хотел стрелять, если оружие было под рукой. Точно так же, если он видел молоток, то начинал молотком стучать по шляпкам гвоздей, если видел футбольный мяч, то подфутболивал его, если видел лопоухого мальчонку, то тянул его за ухо, если видел стул, то садился, если видел тарелку с супом, то ел – даже если был очень сыт. Его первейшим побуждением было испытать предназначение всякой вещи, использовать вещь для чего-нибудь, безразлично для чего. Когда он видел чистый лист бумаги, то рисовал на нем рожицу или сворачивал из него самолетик; когда видел полуоторванную доску забора, то отрывал ее полностью, когда видел неплотно закрученную гайку, то откручивал ее полностью, даже если понимал, что механизм выйдет из строя. Он ничего не мог поделать с собой. Просто такой уж у меня характер, – утешал себя Жора, – другие например, бьют жену или вешаются от тоски в платяном шкафу, а у меня – это. У них то, а у меня это. Однажды коллеги застали Жору в оранжере, когда тот надевал наручники на две параллельно растущие ветви. В тот раз Жоре удалось обратить инциндент в шутку. В другой раз он чуть было не попался, отдирая обоину в кабинете начальника – если бы попался, это бы не сошло ему с рук. С тех пор Жора стал осторожнее, но все равно ничего не мог поделать со своим характером.
Однажды он арестовал известного психиатра и получил у него бесплатную консультацию. То, что он услышал, его немало напугало. Напугало так, что Жора даже бросил пить. Напугало так сильно, что вот уже два месяца хромому Жоре пить совсем не хотелось. И (надо же случиться такому совпадению) в тот же день, когда он получил бесплатную консультацию, на глаза ему попались строки некоторого поэта:
Не дай мне Бог сойти с ума,
Уж лучше посох и сума…
Жора почувствовал себя жутко, так, как будто ощутил у себя в груди быстро растущего черного паука с ладонь в размахе лап. Вот так он себя и почувствовал, хотя и не знал, что значит слово «сума». Зато помнил он, как покойный отец, бывший подполковник авиации, говорил: «Если начинаются завихи, то заворачивайся в простыню и ползи на кладбище; медленно ползи, чтобы не пугать население, а на работе тебе нечего делать».
Жора закончил осмотр места происшествия и вышел во дворик. Случай понятный.
Спичечник потянулся за бутылью, выронил ее и разбил, а крысы тут как тут. Нечего крысиные наркотики заваривать.
О крысиных наркотиках Жора знал.
Может, впрочем, сойти за самоубийство, – продолжал думать Жора, – но план по самоубийствам в области уже выполнен, а по несчастным случайностям – только на восемьдесят процентов. Значит, это была несчастная слу…
Он окаменел, не успев додумать последнее слово. Среди людей, за забором, стоял призрак. Привидение в курточке, разрезанной на груди. Призраки всегда являются именно в той одежде, в которой их застала смерть – хотят напомнить живым. Эта рваная рана – несомненно след от пилы, которой его распили три года назад.
Хромой Жора боялся призраков не из отвлеченных соображений, а потому, что хорошо помнил слова отца: «Если увидел привидение, то заворачивайся в простыню и ползи на кладбище; медленно ползи, чтобы не пугать население. А на работе тебе нечего делать.» Именно так отец и говорил.
Жора вытянул шею и чуть покачал головой – так, чтобы лицо призрака точнее попало в щель между кирпичиками и стало видимым. Нет сомнения, это он.
Когда Жора вышел из дворика и отобрал мегафон у жадно орущей помощницы, призрака уже не было.
– Ну как? – спросила помощница.
– Все понятно. Несчастная случайность. А здесь как?
– Никак. Ору.
– Слушаются?
