– Ты понимаешь человеческаю речь?
– Угу, – сказал глотатель.
– Тогда внимательно слушай. Я посадил тебя на цепь, но только я смогу тебя освободить. Даже если кто-нибудь откроет замок и ты сорвешься с цепи, это тебе не поможет. Ты снова будешь на цепи, потому что я не отменил своего приказа.
Понял?
– Да, – сказал глотатель и щелкнул пастью, – все равно съем.
– Если съешь, то уже никто не сможет тебя освободить. Но ты слишком глуп, чтобы понять эту идею.
– Угу, – согласился глотатель и посмотрел на человека голодными глазами.
Почесал шею о камешки.
92
Детей в приюте было немного. На второе августа – сорок шесть человек, сорок из них – мальчики, все дикие и дурные. При правильном подходе из таких тоже вырастают хорошие борцы за идею. Однажды привели сорок седьмого.
– Имя? – спросила Ната.
Мальчик молчал.
– Имя? – еще раз спросила она и, не ожидая ответа, влепила пощечину.
Если хочешь, чтобы чтобы к тебе прислушивались, действуй неожиданно.
– Ярослав, – сказал Ярослав и захныкал.
– Сбежал из дома?
– Не скажу!
– Скажешь. А сейчас иди в палату. Там тебе приклеют парик и дадут форму.
– Я не хочу одевать форму!
– Надевать, – уточнила Ната.
– Нет разницы!
– Все дети мечтают носить форму, – она процитировала Макаренко. Несмотря на украинскую фамилию, Макаренко не был вычеркнут из учебника педагогики. Он просто стал Макаренковым.
Ребенка увели.
– Ната? – спросил голос.
Она еще никогда в жизни не слышала голосов, но знала, что некоторые слышат. особенно те, которые много пьют. Алкоголиков Ната презирала – как презирала и любые другие слабые существа. Ната не умела быть слабой.
Она, не отводя глаз от воображаемой точки, увидела камеру следилки: для педагога хорошее боковое зрение есть обязательный навык. Следилка, как и положено, следила.
Она набрала внутренний номер 011.
– Бигудяев? Присмотри за новеньким. Его зовут Ярослав. Не отдавай его в общую палату – его там сразу убьют. Да, правильно, сопляк. Я пойду во двор, посмотрю, как там убрали. Ну подержи его на чистой воде, если не хочет. Сразу станет шелковым.
Непослушного воспитанника обычно поили чистой водой. Организм осианина мог безболезненно усваивать только загрязненные продукты, поэтому чистая вода причиняла ребенку довольно сильные мучения, которые он не мог долго переносить.
Пытка чистой водой не причиняла органических повреждений, но давала полезный психологический настрой. После изобретения такого метода случаи непослушания в приюте почти исчезли.
Ната вышла во двор, на самую средину, и стала вглядываться, в поисках мусора.
– Ау, Наточка, с каких это пор ты педагог? – спросил голос.
– С тех самых. А с каких это пор я тебе Наточка?
– С тех самых. Я твой внутренний голос.
– Плевала я на внутренний голос. Ты сейчас у моего левого уха.
– Как тебе не стыдно, лапочка, ударила ребенка.
– А где ты раньше был, защитник?
– Я ждал. Я думал, что что проснется твоя совесть.
– Чего же она не проснулась?
– Умерла она, болезная, умерла, – ответил внутренний голос.
– А тебе чего надо?
– Отпусти ребенка.
– Как же, отпущу. Я за него расписалась.
– А если он сбежит? Просто возьмет и сбежит, например?
– У нас не сбегают, – соврала Ната и вспомнила сбежавшую девочку. Никакой он не внутренний голос, если не заметил столь громкой мысли.
– А помнишь, как ты воровала деньги из карманов в библиотечной раздевалке?
А как потом сбежала через крышу?
– Это в пятом классе, что ли? Так это всего один раз было.
– Ага. Ты думаешь, что такое поведение совместимо с твоей должностью?
– Что-то мне твой голос знаком, – сказала Ната. – То есть, ты знаком, если ты правда голос. Ну расскажи мне, расскажи про меня, пожури. Я ведь совсем бессовестная.
– А помнишь, как резала шины на велосипедной стоянке?
– Помню. Дура была. Надо было на автомобильную пойти.
– А помнишь, как выкручивала лампочки в новых домах?
– А вот этого не помню. Это кто тебе такое сказал?
Всю информацию Коре получил из досье М-кретинки Бяцкой.
– Я и сам знаю. Я же твой внутренний голос.
– Не нравишься ты мне. Что-то ты заголосил невовремя. Может, ты заткнешься?
Как насчет заткнуться?
– Внутренний голос никогда не нравится, потому что всегда говорит правду.
– А что ты еще знаешь?
– Знаю, что тебе не долго осталось на этом свете. Пора подумать о душе.
– Сколько осталось?
– Насколько я помню, в ближайшую неделю. Тебя укусит змея, как князя Олега.
Он сказал это и вспомнил, что змей в Осии нет. Может быть, в террариумах?
– Не укусит, а ужалит, – уточнила Ната.
– Нет разницы.
– А если я не выйду из комнаты?
– Есть люди с судьбой, Наточка, и есть люди без судьбы. Те, которых судьба ведет, чувствуют и ошейник, и натяжение поводка. Ты же сама об этом распространялась. Разве не помнишь?
– Как это случится? Кто-то подкинет змею в мою постель? Где он ее откопает?
– Нет. Я обещаю рассказать подробнее, если ты отпустишь мальчика.
– Я его в жизни не отпущу. И не из-за того, что не могу, а тебе на зло.
Хочешь, чтобы меня съела змея – путь ест; хочешь чтобы меня дракон проглотил – пусть глотает. Но приказывать мне никто не будет, даже мой собственный внутренний голос. Понял, голосочек, писклявенький ты мой? Вот и молчи, так будет лучше.
93
Вечером Ната приказала Бигудяеву взять две лопаты, нового мальчика и готовиться к работе. При детском приюте было небольшое хозяйство, которое вели сами воспитанники. В хозяйстве копали траншеи, ставили щиты и мишени, цепляли на столбы проволоку – для учений по обороне от вполне условного противника. В принципе, дети работали с удовольствием. Начальство тоже смотрело с удовольствием, потому оборона от чего-нибудь вполне условного – это в национальном стиле. Начальству обычно все равно что делается, лишь бы делалось это так, что еще большее начальство одобрит. На зиму траншеи прикрывали щитами.
