Однажды Швассман не выдержал и спросил:
– Неужели ты нашел что-то интересное для себя в этих книгах? Ты ведь прошел полный курс научной подготовки.
– Это удивительно, – сказал педагог, – ведь оказывается раньше педагогика была наукой об обучении детей.
– Конечно, – ответил Швассман, – ведь раньше не было скоростного всеобщего обучения. Тогда каждого приходилось учить в отдельности, затрачивая на это невероятный труд. И все равно результаты были мизерны. И никакой гарантии.
Поэтому педагогика и была наукой. И даже искусством. Но я не понимаю, что в этом необычного.
– Я читаю, – говорил педагог, – читаю разные воспитательные системы. И нахожу, что все они разные. Но несмотря на разницу, лучшие из них учат одному и тому же.
– Чему же они учат?
– Чувстовать и чувствам.
– Да, – сказал Швассман, – в этом и был основной недостаток прошлых веков.
Чувства – это остатки инстинктов, доставшиеся нам от предков. Только освободившись от чувств человек стал человеком разумным. Взгляни на наше общество, я не говорю, что оно идеально, но оно достаточно близко к идеальному, а что было раньше? – человек даже не знал чего он хочет: «Смело мы в бой пойдем и как один умрем в борьбе за это» – процитировал Швассман, – но за что за «это»? Они даже не знали за что собираются умирать. И не понимали, что если умрут все как один, то это означает поражение, а не победу. А сейчас каждый понимает, за что ему приходится умереть.
– Мне не хочется умирать, – сказал педагог, – раньше было все равно, а теперь совсем не хочется. И я убил за свою карьеру четырнадцать детей. Четверо из них тоже не хотели умирать. Я думаю, имел ли я на это право. Я думаю, наш мир стал слишком жесток, слишком.
– Неправда, мир всегда был жесток, всегда одни поедали других, это закон жизни, если бы не это, то человечество бы никогда не появилось на земле.
– И все же я думаю, имел ли я право?
– Где это ты прочел такую глупость?
– Вот, все здесь же, в этой книге. Тут говорится, что жил когда-то педагог, у которого было примерно двести учеников. Ученики оказались не той национальности, то есть, генетически не подошли. Когда учеников отправили на сожжение, то педагог добровольно пошел вместе с ними. А ведь это болезненная смерть.
– Тогда зачем он это сделал?
– Он хотел защитить их или хотя бы остаться вместе с ними до конца.
Оказывается, раньше педагоги не убивали детей.
– Возможно, – сказал Швассман, а наутро приказал перевести педагога в другую палату.
Эти разговоры вызывали у него тошноту.
Но следующей ночью он встал, включил лампу и и стал читать книгу, оставшуюся после педагога. Он открыл главу, которая называлась «лучшая в мире, качественная новая система педагогики» и прочел: «Основной целью нашей лучшей в мире, качественно новой системы педагогики является воспитание в ребенке беспощадной классовой ненависти к эксплуатарорам». Ненависти – а еще говорят, что это наш мир жесток.
73
Прошло еще несколько дней и он почувствовал себя совсем хорошо. Ночные беседы стали забываться и сейчас Швассману казалось, что это не он, а кто-то другой, намного худший экземпляр, подслушивал музыку, подглядывал в книгу, поддрерживал разлагающий волю разговор. Он попросил поставить в палату игровой компьютер и стал ночь напролет играть с интеллектуально взбуждающие игры. Он вызвал своего личного генетика и сообщил о странном всплеске чувств. Генетик сказал, что он учтет эту информацию в последующих разработках.
Игровой компьютер быстро надоел и Швассман снова лежал ночами, думая о ненужном и снова слышал ту же музыку – музыка запечатлелась в его мозгу и не прекращала свое кружение. Почему-то он был уверен, что так кружатся осенние листья лунной ночью, хотя он никогда не видел настоящих осенних листьев и никогда невыходил из дому лунными ночами – музыка кружилась.
Однажды ему позвонили и передали сообщение, что над Антарктидой (которая, кстати, к началу двадцать второго была полностью согрета) сбито пилотируемое летающее блюдце. Генерал сразу воспрянул духом.
– Когда? – спросил он.
– Позавчера.
– Почему не доложили сразу?
– Вы были не в нужной форме.
Швассман понял, что биотоки его мозга постоянно считываются. Ему стало стыдно за свои музыкальные кружения, но он быстро подавил стыд, как ненужную эмоцию. Так тебе и надо, не станешь в другой раз интересоваться черт знает чем!
– Зато теперь я в форме. Говорите. Удалось ли взять существ?
– Существо. Оно было одно. Нам удалось его спасти и оно пока живо. Мы налаживаем контакт.
– Неужели это так сложно?
– Оказалось сложно. Наши дешифраторы легко переводят отдельные слова, но смысл слишком неотчетлив.
– Оно агрессивно?
– Нет, оно только обороняется и боится иголок. Наверное, смотрело передачу о игловой казни.
– Тогда давайте его сюда. Я сам с ним поговорю.
– А стоит ли?
– С каких пор это стало позволено обсуждать приказы? Конец связи.
Спустя два часа существо ввезли в палату. Оно было пристегнуто к креслу множеством цепочек и совершенно раздето. Швассман попытался определить на глаз имеет ли он дело с самкой или с самцом, но не сумел. На голове существа был легкий прозрачный шлем – на таких шлемах монтируются дешифраторы. Когда существо начнет передавать информацию, информация будет преобразована в слова и фразы.
Существо было очень худым и Швассман вспомнил, что у него нет системы пищеварения. Тогда за счет чего же оно живет?
– Здравствуй, – сказал Швассман.
– Здравствуй.
– Ты хорошо понимаешь мои слова?
– Я хорошо понимаю.
– Наши медики обследовали тебя, не нарушая твоей целостности. Это большая честь, заметь.
– Они сделали так потмоу, что имеют только один экземпляр, – ответило существо. – Они хотят вначале проследить за моим поведением, а только после этого меня разрезать.
– Ты довольно собразительный.
– Я женщина, – ответила существо, – поэтому называй меня существительными и прилагательными женского рода, так будет правильнее. И я гораздо сообразительнее, чем ты можешь себе представить. Моя раса ушла от твоей на тысячи лет вперед.
Генерал Швассман заинтересовался. Дело в том, что сбоку в прозрачный шлем был вмонтировал детектор лжи – и как только существо начинало лгать, детектор об этом сообщал. Сейчас горела светло-зеленая лампочка – это означало, что существо говорит правду. Если это действительно высшая раса, то существо можно использовать для беспримерного генетического эксперимента.