— Вы — убийцы! — надсадно кричал Сандерсон с кормы лодки, а охранники дружно гребли короткими веслами, спеша поскорее убраться от «Оболтуса». Заткнуть глотку коменданту они не решались. — Нас примут за нарушителей! И расстреляют с орбиты!
Платону некогда было слушать уносимые ветром крики. Он забрался в люк кораблика и перешел в командную рубку. «Оболтус» уже поплыл в противоположную от берега сторону.
…Кораблик лежал на дне, в метре под поверхностью мелководного залива Кабронес. На экранах была видна прогретая тропическим солнцем вода, колебались длинные языки желто-зеленых водорослей и проплывали, вяло шевеля плавниками, разноцветные рыбы размером с крупного окуня, мелочь носилась подобно синей, красной и желтой мошкаре.
Непейвода заставлял «Оболтуса» метаморфировать в подводную лодку. Он развесил в командной рубке три голосхемы лучших подводных лодок и торопил корабельный мозг с выбором. А тот капризничал, требуя все новые и новые варианты.
— Вы должны учитывать мои эстетические требования, — сварливо произнес «Оболтус». — Я и так пошел у вас на поводу, хотя не дело порядочному звездному бригу булькаться в гнусной жиже. Извольте потерпеть. Я выберу себе подобающую внешность, иначе меня стошнит от собственного отражения!
Корабельный мозг перебирал четвертую сотню вариантов, углубившись в прошлое на добрую тысячу лет. Временами бурчал себе под нос, возмущаясь чьей-то глупостью и безвкусицей.
Ну что тут скажешь?.. Пышущий злостью Двунадесятый Дом с трудом сдерживался, чтобы не пустить в ход свое самое действенное оружие, а Платон, который сидел в соседнем кресле, хихикал в кулак. На его взгляд, оба спорщика выглядели одинаково потешно.
Наконец, когда Непейвода уже перестал надеяться, «Оболтус» воскликнул:
— Вот это еще куда ни шло! — И тут же начал меняться.
Переборки мелко задрожали, потом затряслись сильнее и «поплыли», перестраиваясь. Археолог почувствовал, что воздух в рубке быстро теплеет. Кондиционеры не справлялись с выделившимся при метаморфозе теплом. Платон расстегнул ворот полетного комбинезона и стал усиленно махать рукой, создавая иллюзию ветра. Что мертвому припарки. Его словно втолкнули в сауну в полной экипировке.
Потолок заметно опустился, а стены немного раздались в стороны. Потом рубка начала странное движение в недрах «Оболтуса» — медленно поворачивалась вбок, одновременно перемещаясь вперед метров на десять. Все корабельные отсеки стали меняться местами, из трех палуб перестраиваясь в одну.
Кресла обволокли Двунадесятый Дом и Рассольникова, не давая им упасть, и перетекали в новое положение вместе с пультом управления, покрытыми рябью экранами и переборками, по которым гуляли упругие волны.
И вот процесс завершен. Все устаканилось. Командная рубка изменилась мало. Чтобы увидеть, как теперь выглядит «Оболтус» снаружи, отправили в свободное плаванье одну из внешних видеокамер. Муравейник и Платон глянули на экран и застыли с отвисшими челюстями.
— Рот закройте — ворона залетит! — весело воскликнул корабельный мозг. — Я знал, что вам понравится.
«Оболтус» походил на модель подводной лодки Фултона, которую тот предлагал Наполеону Бонапарту для переправки армии вторжения на берега туманного Альбиона. А еще кораблик слегка напоминал знаменитый чертеж Леонардо да Винчи. Словом, это был шедевр неандертальского кораблестроения — с причудливой формы рулем, бочкообразным корпусом, утыканным перископами пупырем рубки и многолопастными колесами по обоим бортам.
— Ты… Ты…— пытался что-то выговорить ходячий муравейник, но язык у него не поворачивался, — …собираешься плыть? Рыбы при виде тебя передохнут. И с орбиты будет слышно, как ты шлепаешь по воде этими досками.
— У меня от рождения — безупречное инженерное мышление, — бодро отвечал ему «Оболтус». Похоже, ответ он заготовил заранее. — Нет ничего лишнего, нефункционального. Вы должны быть довольны. Не понимаю, отчего сыр-бор…
— В одном беда, — поддержал напарника археолог. — У тебя вторично съехала «крыша». Ты не ведаешь, что творишь, и нам придется малость тебя полечить.
Он не имел в виду новое массовое покусательство — лишь хотел припугнуть «Оболтуса». Но корабельный мозг понял по-своему и завопил истошным голосом:
— Не трогайте меня! Я не позволю! Так со мной обращаться! Я — разумный биомех! А не свиная попа!
Платон едва не умер от смеха. А Непейводе пришлось выступить всеобщим примирителем. Эта роль сейчас устраивала его как нельзя лучше.
— Мы — гуманисты, дружок. И пока кто-нибудь не попытается провалить нашу экспедицию — злонамеренно или по недомыслию, ни за что не станем принимать карательные меры.
— Поверю на слово, — буркнул корабельный мозг. — Уже и пошутить нельзя! Когда-то у вас было чувство юмора…
Глава 18
Тайна Тускароры
«Под водой, знаете ли, есть своя прелесть. Не чувствуешь груза лет, забываешь об одышке, не примериваешься к своему неподъемному саквояжу — по силам ли. Здесь не надо задирать голову, оглядывая небеса, и мучительно размышлять: понадобится зонтик на прогулке или нет. А если серьезно, для некоторых океан — величайший магнит Вселенной, и, однажды побывав на глубине, такие люди навек заражаются „морской болезнью". Но есть множество других, кто на дух не переносит мель-тешение рыбьих стай, переплетение змеящихся водорослей, исчезновение солнышка и, главное, — давящую тяжесть многометрового водного слоя. Вода — это палка о двух концах».
Документ 18 (из записных книжек аквагенетика)
Подводный мир Тиугальбы дивен, а работа археолога на дне морском весьма своеобразна. Экспедиция копалась в иле и песчаных наносах уже третий день. И никакие Кребдюшиновы древние карты не помогали. Слишком глубоко были погребены развалины Нового Форта. Ни единого ориентира не осталось. Хоть бы какой минарет или радиорелейная вышка торчали из ила!..
Любая попытка нащупать под отложениями древние камни поднимала густую муть, которая часами не хотела оседать, доводя Платона и Непейводу до белого каления. Драгу бы сюда, так ведь она разнесет руины к чертовой бабушке. А что остается? Надеть тяжелый водолазный скафандр, забраться в гущу ила и барахтаться там до посинения.
А вот если не тыркаться и оставить донные отложения в покое, — все просто чудесно: длинные ленты водорослей колеблются в струе подводного течения. Час за часом. Эта картина успокаивающе действует на нервы. Для полного терапевтического эффекта не хватает только плеска волн или тихо журчащей восточной мелодии.
Поблизости располагается огромная колония семиконечных морских звезд и кустятся заросли ослепительно раскрашенных анемонов. Раки-отшельники понуро волокут на своих жилищах разноцветные полипы. Гигантские крабы беззвучно щелкают клешнями, пытаясь отпугнуть наглых пришельцев.
Рядом с куполом подводного лагеря снуют косяки ярко раскрашенных тропических рыбок. Если глядеть сквозь прозрачный стеклолит, их синие, красные, желтые тельца кажутся влекомыми водой листочками разноцветной фольги. Гриб неотрывно следит за их передвижениями, намертво прилипнув к куполу. Пока Кребдюшин Капоте не дает работу своему рабу, тот может сидеть так сутками.
