Когда это было и было ли вообще? Вода, ночь и волнующая близость Ника?
Если это только сон, пусть будет сон. Тогда хорошо бы подольше не просыпаться, чтобы насладиться его иллюзорными объятиями. А если это отголоски воспоминаний, то значит, память наконец-то возвращается к ней, будь то во сне или наяву.
Часть шестая КРЕЩЕНДО
Глава 11. Гроза
На крыше старого дома, на самом ее краю, сидел Ник.
Мистер Вуд вынес последние пустые коробки из магазина в контейнер на заднем дворе и позвал его ужинать, но, видя, что тот не реагирует на его голос, махнул рукой и ушел смотреть бейсбольный матч. Поднимаясь по лестнице, старый мистер Вуд лишь огорченно вздыхал, догадываясь о причине такого состояния Ника.
Глаза еще не подводили его, а сердце все чувствовало, словно ему было не семьдесят с лишним лет, а двадцать. Внук никогда не заговаривал с ним об этом, но Томас Вуд тоже когда-то любил и знал, каково это, когда твоя мечта недосягаема, словно майские звезды. Что греха таить, ему самому нравилась эта серьезная красивая девушка, которую Ник часто приводил к ним домой и к которой, похоже, прикипел всей душой. В какие-то моменты Кристина так напоминала ему его горячо любимую покойную супругу Сару в молодости, что он замолкал и только смотрел на нее, а перед внутренним взором вставали цветные картины из прошлого.
Господь не дал им с Сарой детей, она так и ушла на небеса, скорбя о своем несостоявшемся материнстве. А через несколько лет судьба будто сжалилась над одиночеством Томаса и подарила ему в утешение внука. Мистер Вуд любил Ника как родного и лишь изредка в глубине души горевал о том, что Сара так и не испытала того счастья, которое выпало ему на закате жизни. Но все равно они с Сарой прожили вместе незабываемые годы, а вот теперь и Ник встретил девушку, заполнившую его сердце.
Да…
Только миссис Вуд была все-таки другой, домашней, мягкой и покладистой. А в Кристине угадывался стержень, целеустремленность и внутренняя сила, и мистер Вуд прекрасно понимал, что она не будет довольствоваться размеренной и предсказуемой жизнью домохозяйки в Хиллвуде. И Ника ждет… Бог весть, что его ждет, но одно совершенно точно – покоя и такой гладкой жизни, какая была у них с Сарой, ему с Кристиной не видать.
Мистер Вуд задержался на площадке второго этажа перевести дыхание и удрученно покачал головой. Он очень хотел помочь внуку, но не знал, как это сделать, и не был уверен, существует ли вообще какой-то способ ему помочь.
Он вспомнил, как вчера на его вопрос о том, что случилось и почему у него такой невеселый вид, Ник ответил: «Дед, мне плохо. Очень».
Нашарив очки на тумбочке, старик опустился в кресло и включил телевизор.
Молодость, молодость… Ему остается лишь молча наблюдать и не вмешиваться.
* * *
Кристина уехала из Хиллвуда десять дней назад.
Десять дней.
Ник считал эти дни, как заключенный считает дни до освобождения из тюрьмы, в которой провел десять лет своей жизни.
Каждое утро он просыпался в подавленном настроении, потому что наступал новый день без нее. Зачем ему вообще нужен был этот новый день, если ее он сегодня не увидит?
Каждый вечер он засыпал с улыбкой, потому что можно было смело вычеркивать из жизни еще одни сутки, прошедшие впустую.
Теперь каждый час ему казался прожитым зря, если Кристины не было рядом. Он постоянно был занят: учился, работал в магазине, чинил забарахливший пикап, но как только запланированные дела заканчивались, он поднимался к себе в лабораторию и все свободное время проводил, перебирая ее фотографии и перелистывая страницы альбомов.
Несколько раз он пытался нарисовать Кристину и сам удивлялся, насколько точно повторял на бумаге нежный овал ее лица, волнистые волосы, маленькие раковины ушей, небольшой аккуратный нос и четко очерченные губы запоминающейся формы. Но у него никак не получалось нарисовать ее глаза: тревожные, синие, необыкновенные глаза. Карандаш выводил линии и штрихи, а в результате Кристина смотрела на него с листа чужим взглядом.
Девушка на портрете была она и не она. Все, кроме глаз, принадлежало его Кристине и повторяло оригинал до мельчайших деталей, но холодный взгляд был словно снят с другого лица. Это почему-то пугало его, и он в бессильной ярости рвал набросок и принимался рисовать заново.
По вечерам, если не было дождя, Ник поднимался на крышу и сидел там, пока ночная тьма не опускалась на верхушки деревьев.
Сейчас он не двигался вот уже около часа. Майские сумерки принесли с собой прохладу, и вечерняя роса поблескивала в траве маленькими искорками, но холода он не замечал. На коленях у него лежала фотография Кристины, сделанная им на берегу озера перед отъездом. Ее голову украшал венок из голубых и фиолетовых цветов, она смеялась и кокетливо щурилась на солнце, глядя в объектив фотокамеры.
Эта фотография нравилась ему больше всех, хотя внизу, в мансарде, все ящики рабочего стола были заполнены ее снимками и еще не проявленными пленками, где была запечатлена только она одна. Но здесь она была такая живая, такая реальная, источала столько энергии и радости, что он сам невольно улыбался, глядя на нее.
Ник думал о том, как много она значила для него, эта девушка с русыми волосами и такими глубокими глазами цвета бледного сапфира, что он мог любоваться ею часами.
Как может один человек так привязаться к другому? Приникнуть всем сердцем, всей душой и быть счастливым от одного только присутствия любимого человека рядом? Почему, стоит лишь расстаться, вокруг сгущаются темные краски, и пропадает само желание жить, дышать, куда-то идти, что-то делать?
За время отсутствия Кристины весь мир для Ника сузился до его маленькой комнаты под самой крышей. Там ему становилось легче. Там ощущалось ее присутствие. Там она смотрела на него отовсюду: с каждого снимка, с каждой страницы многочисленных альбомов. Здесь, на крыше, он дышал вечерним воздухом и, ощущая запах влажного леса, вспоминал их прогулки и чудесную ночь, проведенную вместе накануне ее отъезда.
Ник подставил лицо прохладному весеннему ветру, который дул как раз оттуда, с Янтарного озера. Он представлял себе, что это пальцы Кристины касаются его лба, щек, подбородка. Улыбаясь своим мыслям, Ник потянулся, разминая затекшие плечи, и не заметил, как фотография соскользнула с его колен вниз, на мокрую траву.
Ему осталось ждать еще четыре дня.
* * *
Вот уже больше недели Риверсы гостили в доме Гарднеров, в живописном зеленом пригороде Миннеаполиса. Вечеринки по случаю юбилея Роберта Гарднера отшумели, гости разъехались, и теперь две семьи просто отдыхали, наслаждаясь прекрасной погодой и обществом друг друга. Пару раз Эдвард и Роберт отлучались по делам, но в остальном время проходило в приятных семейных развлечениях и длительных прогулках по городу и окрестностям.
