В очередной раз больно ударившись коленкой о ножку перевернутого стула, Кристина решительно направилась к брошенному на пол письму.
Она подняла скомканный листок и принялась рвать его на мелкие кусочки, разбрасывая их по всей комнате. Где-то глубоко внутри ее словно что-то удерживало, ей хотелось разгладить бумагу и дочитать письмо до конца, но злой демон противоречия не давал ей этого сделать, и она рвала и рвала листок до тех пор, пока в ее руках не осталось ничего. Тогда она схватила со стола конверт и принялась уничтожать и его.
В какой-то момент Кристина опомнилась и, замерев, огляделась: вся ее комната, еще несколько минут назад чистая и уютная, была усеяна рваными клочками, белыми и голубыми, чистыми и покрытыми ровными черными строчками.
И тогда она опустилась на пол прямо там, где стояла, и разрыдалась, безудержно и горько. Она ожесточенно терла глаза, но слезы все текли и текли, и что-то невыносимо болело в груди, там, где, должно быть, обитала душа.
В последний раз она так исступленно рыдала у Гарднеров, на поле для игры в гольф, но тогда и причина была другой, и слезы другими. Сейчас они были жгучими и злыми, щипали глаза, нос и душили ее так, что хотелось высунуться в окно за глотком свежего воздуха, но сил подняться на ноги не находилось.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! – Кристина повторяла это, сидя на ковре посреди перевернутой мебели и разбросанных вещей. Вдруг, произнеся эту фразу в десятый раз, она поняла, что смотрит на свое отражение в зеркале. На ум пришла строчка из стихотворения, которое она однажды читала Нику в парке: «Зеркало снилось в безумную ночь мне…»
Внутри словно что-то треснуло, и слезы хлынули с новой силой.
Кого она сейчас ненавидела больше? Его или себя?
Сколько она проплакала, она не знала, но слезы все-таки кончились. Нужно было заново расставить вещи по местам и убрать отовсюду обрывки бумаги, но Кристина не могла заставить себя дотронуться хотя бы до одного из них еще раз.
Ни за что!
Она поднялась с пола и пошла в ванную. Умылась холодной водой, чтобы веки не казались опухшими, и промокнула лицо полотенцем. Посидела немного на краю ванны, бездумно разглядывая кремовую плитку на полу. Затем вернулась в комнату и, сняв трубку телефона, сказала ровным приветливым голосом:
– Миссис Лемот, вы не очень заняты? Пожалуйста, уберите мусор в моей комнате. Да, вы не ошиблись. Я вас очень прошу. Только мусор и ничего больше.
* * *
Кристина едва дожила до понедельника. Она безумно боялась его наступления и в то же время подгоняла стрелки часов, как человек, который знает, что его ждет неизбежная беда, и отчаянно желает, чтобы эта беда уже произошла, чтобы самое страшное оказалось позади.
Но, к ее огромному удивлению, ничего не случилось. Два раза она встречала Ника в коридоре, и оба раза он совершенно равнодушно проходил мимо, не глядя в ее сторону. Кристина даже втайне восхитилась подобной выдержкой, но тут же отругала себя за проявление слабости – а чего она, собственно, ждала? Что он бросится к ней, как только увидит, и спросит о письме? Ерунда полнейшая.
Вторник прошел точно так же, без выяснения отношений и даже без встречи с Вудом – похоже, его вообще не было в школе. Однако вечером Кристина, поражаясь самой себе, тщательнее обычного проверила содержимое сумки – мало ли что.
Ничего.
Она терялась в догадках. Для чего тогда он написал ей письмо? Она чуть было не рассказала о письме Миранде – до того сильным было ее желание хоть с кем-то поделиться и услышать в ответ хотя бы предположительное объяснение такого странного поступка Вуда, хотя, скорее, нет, не самого поступка, а его поведения после него. Однако подруге она все-таки ничего не сказала: ее удержали смутные подозрения в причастности Миранды к появлению в ее сумке письма Ника. Доказательств у нее не было, но получать их ценой ссоры Кристина не собиралась.
Среда повторила вторник с точностью до каждой эмоции. Вечером Кристина спустилась к ужину, порядком устав от своих переживаний и предположений. Сейчас она уже начинала жалеть о том, что уничтожила письмо. Нет, читать бы она его не стала, но оно хотя бы своим наличием подтверждало бы, что существовало на самом деле, а не привиделось ей.
Все, она точно сходит с ума.
Кристина удрученно покачала головой, села за стол и только потом заметила, что в столовой нет отца.
– А где папа? – спросила она у матери, которая как раз усаживалась напротив.
– Сейчас подойдет. Он просил начинать без него. Какой-то деловой звонок, – спокойно ответила Оливия, но по едва заметному волнению матери и немного суетливым движениям, не свойственным ей, Кристина догадалась, что той что-то известно, однако говорить она не хочет.
Она уже сама начала волноваться, когда в столовую вошел улыбающийся отец:
– Добрый вечер, девочки!
Похоже, настроение у него было прекрасное.
И чего ради стоило так волноваться? Ругая себя за чрезмерную мнительность, Кристина сосредоточилась на салате.
Горячее еще не принесли, когда Оливия, словно вспомнив нечто важное, ахнула и, откладывая вилку, воскликнула:
– Послушай, дорогая, у тебя же скоро выпускной!
– Да? – удивилась Кристина. – И правда, а у меня из головы совсем вылетело.
В последний раз она думала о бале во время разговора с Томом Леней, еще до болезни. Потом другие мысли, неприятные и навязчивые, вытеснили из головы предстоящие танцы, которые они репетировали на уроке физкультуры.
Вспомнив о мисс Вентуре и ее бьющем через край энтузиазме, Кристина едва заметно поморщилась. О том, что произошло после нотаций учительницы танцев, вспоминать было противно. Хорошо бы вообще навсегда забыть тот ужасный день.
– И что же, – заинтересовался отец, – тебя кто-нибудь пригласил?
– Да.
Только бы папа не продолжил расспросы! Но тут весьма предсказуемо оживилась Оливия, и Кристина поняла, что допроса не избежать:
– И с кем ты пойдешь на бал? Как его зовут? Мы его знаем?
– Ни с кем, – смешно надеяться, что такие развернутые ответы умерят родительское любопытство, впрочем, вполне объяснимое: не каждый день их единственная дочь оканчивает школу.
– Как же так? – недоуменно вставил мистер Риверс. – Ты же только что сказала, что получила приглашение. И что, ты отказала этому молодому человеку или что-то произошло?
Кристина чуть не рассмеялась, но вовремя подавила смех – он вполне сошел бы за истерику.
– И то, и другое, папа.
Действительно, Тому она в конечном итоге отказала, а Ник… Да, тут явно что-то произошло. Понять бы еще, что…
– И с кем же ты, в таком случае, пойдешь на бал? – еще больше удивился отец.
Ему, конечно, казалось странным, что его любимая дочь осталась без спутника на выпускном вечере, таком важном и долгожданном для любого подростка.
