— Так кто же он на самом деле?
— Он преуспевающий банкир.
— Банкир?!
— Владелец одного из столичных банков. Представь, что его еще никто не захомутал, и даже те, кто его уже попробовал, сказали, что он им не по зубам.
— Жаль, конечно, что погиб молодой, перспективный мужчина. Банкиром в наше время быть опасно. Я только не пойму, почему киллер не убил его в Москве, а полетел за ним аж на Лазурный Берег. Чуть ли не ежедневно в сводке новостей фигурирует информация о том, что убили очередного владельца или совладельца банка прямо на пороге собственного дома или у лифта.
— Когда банкир в Москве, то везде ходит с охраной, а тут он расслаблен и предоставлен самому себе. Улавливаешь разницу?
— Улавливаю.
— Там полиции полная яхта. Жуткое зрелище. Говорят, Вадим остаток ночи провел с женщиной.
— Откуда такие сведения? — Я залилась алой краской.
— На подушке найден ее волос.
— Волос?!
— Уже все про это только и говорят. Женский волосок медного цвета. Одним словом, цвет точно такой же, как у тебя. Да и длина подходящая.
Сказав это, Алина пристально посмотрела на меня, и я съежилась, слыша громкий стук собственного сердца.
— Алина, ну что ты на меня так смотришь? — обреченно спросила я.
— А ты ничего не хочешь мне рассказать? — хитро прищурилась подруга.
— А что ты хочешь, чтобы я рассказала?
— Я хочу, чтобы ты рассказала, где ты провела эту ночь.
Через полчаса мы уже сидели в пляжном баре, пили все тот же «Мохито», потому что обе заметно нервничали и мое нервное напряжение передавалось Алине. Я смотрела на море и рассказывала о том, что произошло со мной сегодня ночью. Когда я закончила свой рассказ, то взяла Алину за руку и беспомощно заговорила:
— Алина, я тебя очень прошу, никому не рассказывай о том, что ты от меня услышала.
— Да за кого ты меня принимаешь? — обиженно ответила та. — Скорее, наоборот, я очень благодарна тебе за оказанное доверие. Ты думаешь, я ничего не поняла? Да я сразу все поняла, как только увидела тебя в мокром вечернем платье. На тебе же лица не было! Когда ты ко мне подошла, то была похожа на мокрую курицу. Да и лицо какого-то зеленого цвета. А затем это убийство Вадима. Этот волос на подушке. Я сразу смекнула, что к чему. Я же девушка не глупая и, как говорит мой Давид, даже продуманная.
— Алина, но ты же мне веришь, что я его не убивала? — неожиданно вырвалось у меня.
Алина выпустила дым и покрутила пальцем у виска.
— Ты что, чокнутая? Да у меня бы ума не хватило обвинить тебя в убийстве.
— Я уже сама не знаю, что говорю, просто сама представь, что бы ты почувствовала, если бы проснулась в постели с покойником.
— Но почему ты не хочешь рассказать все полиции?
— Полиции?
— Ты же находишься не в России.
— А что, есть разница?
— И очень большая.
— Никогда бы не подумала!
— Конечно, если бы это произошло в России, то ты бы была первой подозреваемой в этом убийстве, а основным мотивом преступления был бы такой, например, — ревность, нежелание Вадима на тебе жениться или что-нибудь еще, тем более, если так можно выразиться, ты сбежала с места преступления и не сообщила в полицию о случившемся. Своим поступком ты бы сама на себя навлекла ненужные подозрения, но ведь ты находишься в другой стране. Здесь совсем другие нравы и другое отношение к людям. Тут все люди более-менее защищены государством. И в полиции не ищут крайнего, а стараются докопаться до сути. Чего ты боишься?
— А зачем мне что-то рассказывать полиции, если я ничего не видела и ничего не слышала? Вадима застрелили, когда я спала.
— И ты не слышала выстрелов?
— Я же тебе говорю, что нет.
— Значит, пистолет был с глушителем.
— Сама подумай, если бы я что-то услышала, то моментально проснулась бы, и тогда тот, кто убил Вадима, пустил бы мне пулю в лоб. Кому нужны лишние свидетели?
— Тоже верно.
— А ты говоришь — полиция… Какого черта она мне нужна?!
— Ты не ответила мне на вопрос: чего ты боишься? У полиции есть твой волос, и тебя будут искать. — Алина задумалась, а затем продолжила: — Скажи честно, тебе неудобно перед всей нашей тусовкой? Может, ты не хочешь, чтобы все узнали, что ты оказалась у Вадима в постели и стала еще одной его девушкой на ночь? Да начхай ты на всех. Если ты думаешь, что это будет сенсацией, то глубоко ошибаешься. Никто даже не обратит на это внимания. Тут почти вся тусовка друг с другом переспала, и никому нет до этого дела. Мы все — это одна большая постель.
— Дело совсем не в этом, — произнесла я.
— А в чем?
— Мне безразлично мнение тусовки. Ты — мой единственный в нее проводник, и, быть может, я этих людей больше никогда не увижу. Дело совсем в другом.
— В чем?
— Дело в том, что существует Олег, и если он, не дай бог, узнает, что я провела ночь с другим мужчиной на шикарной яхте, то, ни минуты не задумываясь, выкинет меня туда, откуда подобрал, — голосом, полным отчаяния, произнесла я и ощутила, как на моих глазах показались слезы.
— А где он тебя подобрал? — поинтересовалась Алина.
— В старом доме с печным отоплением, без удобств, с постепенно спивающейся матерью и вечно голодными и плохо одетыми сестрами-школьницами. Если Олег узнает, где я провела ночь, то ни о каком прощении не может быть даже речи. Мне не будет пощады. Тем более полицейские сразу оставят меня здесь для дачи показаний. Я не улечу тем же рейсом, что и все вы, а Олег же приедет встречать меня в аэропорт.
— Я как-то об этом и не подумала.
— А я только об этом и думаю. Я уже тысячу раз пожалела о том, что связалась с Вадимом и попала в такую скверную историю. И кто меня заставлял идти к нему на яхту? Пошла бы домой, и ничего такого не было бы.
— Я тебя понимаю. Имеем дело с дедами, а в душе нам хочется молодых, красивых, а самое главное — активных.
— Вадим не из этой серии: то ли он перебрал, то ли он импотент. У нас с ним ничего не было. И вообще, в моем понимании мужик должен быть всегда рысаком независимо от погоды, времени суток, физического состояния и степени опьянения. Тем более с новой девушкой. Мужика должно притягивать ощущение новизны. А Вадима, похоже, ничего не интересовало. Он так охранял нажитое непосильным трудом добро, что другое его добро, которое находится между ног, уже, видимо, давно перестало функционировать. Оно ведь тоже требует особого внимания и заботы.
— Я была с ним давно, у него тогда еще что-то шевелилось. Плохо, но работало.
— Теперь уже ничего не работает.
