Когда Петр привез ее из Васильковска и Аня распрощалась с ним у подъезда, первое, что она сделала, разрыдалась прямо на лестничной клетке. Потом поднялась к себе в квартиру, легла на кровать и дала приказ организму – умри. Организм приказа не послушался: и сердце, и мозг, и печень с почками работали прекрасно. Тогда Аня открыла бабулину аптечку в надежде найти в ней горы лекарств, с помощью которых можно погрузиться в долгий, переходящий в вечный сон, но там оказалась лишь жалкая пачка активированного угля. Отшвырнув ее, Аня взяла в руки пояс от халата (того самого, с прорехой), привязала его к гардине, дернула. Занавеска свалилась ей на голову, больно долбанув по глупой башке карнизом. На темени тут же вздулась огромная шишка, зато в голове прояснилось: Аня приняла решение закончить пока суицидальные эксперименты и подумать, как пережить этот день. Ответ пришел незамедлительно: напиться и забыться…
Что она и сделала! Сбегала в магазин, вылакала бутыль вермута почти без закуски (паршивенький бутерброд с колбасой не в счет), тут же осоловела, свалилась на кровать и отключилась. И никаких душераздирающих переживаний и кошмарных снов! Хорошее средство алкоголь, одно плохо – она им больше никогда не воспользуется, ведь даже вид красивой бутылки (вот она, родимая, валяется у ножки кровати) вызывает такое отвращение, что хоть опять беги «барана дразнить».
Аня сползла с кровати, подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение. Ужаснулась. Так кошмарно она ни разу в жизни не выглядела, даже когда болела свинкой. Рожа опухшая, под глазами синюшные мешки, волосы дыбом (в спутанных прядях застряла обглоданная хлебная корка – вчерашняя закусь), на щеках алые пятна. Не женщина – Франкенштейн!
Налюбовавшись на свое отражение, Аня от зеркала отошла. Опять бухнулась на кровать. Задумалась. Время десять утра, впереди целый день, планов никаких, а заняться чем-то надо, поскольку если она сейчас останется валяться в постели, то депрессия одолеет ее окончательно.
Что же придумать, чтобы отвлечь себя от горьких дум? Почитать? Повязать? Прибраться? Все не то… Сходить в кино? В парк? В Мавзолей, наконец? Она не была там с раннего детства… Представив лежащего в гробу Ильича, Аня передернулась. Смотреть на еще одного мертвеца что-то не хотелось, тащиться на Красную площадь тоже – далеко, к тому же там много милиционеров, а ее с такой рожей каждый второй будет останавливать для проверки документов.
Может, в парикмахерскую? Она давно собиралась состричь секущиеся концы волос. Обычно она делала это сама, не обращаясь за помощью к профессионалам – денег жалела, но сейчас у нее есть пять тысяч долларов, так почему бы не сходить в салон? Она даже знала в какой – в «Леди Икс». Она заприметила его, когда носилась по магазинам, тряся халявными баксами – ей очень понравилась вывеска: черная с золотым, украшенная портретом красотки в полумаске.
Наскоро умывшись, причесавшись, одевшись, сунув в сумку бабулину книжку (в метро почитать), Аня выбежала из квартиры. В кармане лежало двести рублей на стрижку, в лифчике три тысячи долларов – решила по дороге положить их в банк, чтоб не думалось.
На площадке между первым и вторым этажом ее перехватила старуха из шестьдесят второй квартиры.
– Нюрка, а я к тебе! – сообщила бабка, преграждая Ане путь. – Хорошо, что тут встретились, а то мне подниматься тяжело…
– Вам соли или спичек? – поинтересовалась Аня, она была уверена, что старуха собиралась взять у нее в долг какую-нибудь ерунду: в ее родной коммуналке соседи постоянно друг у друга что-то занимали.
– На кой мне соль? – недовольно буркнула та. – Что, у меня своей нету? Я к тебе по делу…
Аня мысленно застонала и приготовилась выслушать какую-нибудь просьбу, она знала – коль одинокая пенсионерка заговорила с тобой о деле, значит, хочет «развести» тебя на помощь. Интересно, что понадобилось этой?
– Слышала, у нас сараи вскрыли? – деловито осведомилась бабка, выуживая из кармана сложенный вчетверо лист.
– Нет.
– Я так и думала, – она кивнула обвязанной платком головой. – Вот я тебе сообщаю. Все семь сараев вскрыли еще вчерашней ночью…
– Что-то украли?
– Что-то украли, – поддакнула бабка. – Например, у меня стыбзили коробку с елочными игрушками. А еще банку с огурцами…
– Какая жалость, – выдавила из себя Аня.
Бабка кивнула, соглашаясь с тем, что огурцы и битые игрушки (небитые обычно хранятся дома на антресолях) большая потеря. Потом развернула свою бумаженцию и подсунула девушке под нос.
– Что это? – спросила Аня, разглядев на ней надписи, сделанные чьей-то нетвердой рукой.
– Список украденного. Мы, пострадавшие, составили. Для милиции.
– А мне с ним что делать? – растерянно спросила Аня, пробежав глазами по списку. Чего в нем только не было: и соленья, и варенья, и стройинструменты, и игрушки, и книги, имелось даже колесо от велосипеда «Салют». Одно непонятно: зачем ворам весь этот хлам понадобился?
– Иди осмотри свой сарай, глянь, что пропало… – Бабка выудила из кармана шариковую ручку. – И впиши… Потом список в милицию отнесешь.
– Я не знаю, что хранила в сарае Элеонора Георгиевна, но моего там нет ничего, так что осматривать его мне незачем.
– Ну… – Старуха, которую, как выяснилось из списка, звали Серафима Андреевна, выпятила морщинистую губу и обиженно пробормотала: – Могла бы тогда просто помочь старикам… По-соседски. А то нести, понимаешь, некому…
Аня собралась уже согласиться, даже несмотря на то, что ей совершенно не хотелось тащиться в милицию, но в последний момент передумала. Хватит, прошли те времена, когда на ней ездили все, кому не лень (не лень было всем девятнадцати обитателям коммуналки, включая соседского кота Пафнутия – какашки за ним убирала только Аня), теперь она начала новую жизнь, а это значит, что от привычки беспрекословно выполнять чьи-то просьбы надо избавляться.
– Ну так что? – нетерпеливо спросила бабка. – Сбегаешь по-молодецки?
Собрав волю в кулак, Аня твердо заявила:
– Извините, Серафима Андреевна, мне некогда.
– Дэк недалеко это… Минут десять… – Бабка заискивающе улыбнулась. – Сгоняй, а?
– Мне некогда, извините.
Серафима Андреевна недовольно запыхтела, но больше уговаривать не стала, наверное, поняла, что бесполезно.
– Ну ладно, некогда так некогда, – смиренно проговорила она, пряча список в бездонный карман халата. – Тогда принеси мне из магазина топленого молока к обеду. Это-то ты можешь сделать?
– Это могу, – радостно согласилась Аня: ей все же было немного не по себе оттого, что она отказала пожилому человеку.
– Вот и ладно… Кстати, можешь называть меня тетей Симой.
Аня собралась ответить, что бабка, если ей так нравится коверкать имена, может величать ее Нюркой, но тут входная дверь распахнулась – и в подъезд ввалился чертыхающийся молодой человек.
