– Прошу вас, Эдуард Петрович, – прошелестел Штурм устало, – не будем вновь поднимать тему Кандинского… Я уже говорил, он не продается.
– Поэтому я предлагаю поменять его на очень ценную, очень редкую вещь, которой, как я слышал от одного антиквара, вы давно интересуетесь…
– О чем вы?
– Об османском браслете.
В глазах Штурма загорелся огонек, но тут же погас – коллекционер умел сдерживать свои эмоции. Нарочито медленно он стряхнул пепел с сигареты и лениво поинтересовался:
– Он у вас?
– Точно так, – подтвердил Вульф, прикусив сигару своими острыми, как у хищника, зубами.
– Можно взглянуть?..
– Всенепременно.
Тут же один из телохранителей Вульфа отмер, подошел к их столику и, положив на него черный кейс, отошел. Эдуард Петрович, набрав код, открыл его. Развернул к Штурму. При виде изумрудных глаз золотой змеи коллекционер так разволновался, что уронил пепел на колено, даже не заметив.
– Сколько вы за него хотите? – спросил он, справившись с собой.
– Я уже сказал: картина взамен браслета.
– Эдуард Петрович, я не могу отдать вам Кандинского. Возьмите взамен Шагала, его стоимость гораздо выше…
– Нет, мне нужен именно тот натюрморт, я влюбился в него, когда увидел фотографию в журнале «Коллекционер»…
Вульф говорил неправду – натюрморт ему ужасно не понравился: все кривое, косое, смазанное, графин похож на ночной горшок, яблоко на клубок ниток, а груша на кучу дерьма. Новицкий вообще-то терпеть не мог всех авангардистов, предпочитая классическую живопись, но, глядя на картину в журнале, поймал себя на мысли, что если она, гадость эта, будет висеть в его столовой, портя аппетит своими дрянными фруктами, то время его трапезы сократится, а значит, он станет меньше есть. А то сейчас, завтракая, он любуется натюрмортом какого-то малоизвестного голландца, а там прозрачный виноград, сочащиеся соком гранаты, нежные персики, от этого у Эдуарда Петровича разгорается аппетит, и вместо того чтобы встать из-за стола с чувством легкого голода, он выползает из-за него с ощущением, что сейчас лопнет.
– Ну что, Александр Антонович, – прервал затянувшуюся паузу Вульф, – готовы на обмен?
Штурм впился глазами в браслет, в его душе шла борьба. С одной стороны, очень не хотелось отдавать Кандинского – он купил его за гроши на блошином рынке Питера, будучи студентом художественного училища, сам отреставрировал – но, с другой… Этот браслет… необыкновенный браслет… Он мог бы стать жемчужиной его коллекции старинных украшений.
– Я согласен, – выпалил Штурм.
Вульф лучезарно улыбнулся. Он был страшно доволен собой. Как же, убил сразу двух зайцев: заполучил натюрморт и избавился от браслета, проделав все цивилизованно, без насилия и даже нажима, как и подобает честному бизнесмену, меценату, кандидату экономических наук…
– Вы позволите кое-что у вас спросить, Эдуард Петрович? – вновь заговорил Штурм.
– Пожалуйста…
– Вы ведь купили этот браслет у Абрама Шаца? У него еще ломбард на Лубянке.
– Скажем, он мне достался от антиквара Шаца, а вы с ним знакомы?
– Да. Но я не имею с ним дел… – Штурм поморщился. – У него нехорошая репутация… И я хотел бы вас предостеречь: не связывайтесь с ним больше…
– Почему?
– Он нечист на руку.
– Как так?
– Сбывает через свой магазин «фуфель».
– «Фуфель»? – переспросил Эдуард Петрович, хотя прекрасно знал значение слова, тем более этот «фуфель» Шацу поставляли именно его люди.
– Подделки. Искусственно состаренное золото, бракованные камни, фальшивое серебро.
– И что, покупают?
– Лохи – да. – Штурм пренебрежительно скривился. – Всякая разбогатевшая шушера, мы же, истинные коллекционеры, с ним дела не имеем… – В этот момент до него дошло, что сим замечанием он мог оскорбить Новицкого, причислив того к тем же лохам, и он тут же сконфуженно добавил: – Но вы-то, я уверен, у него, кроме браслета, больше ничего не покупали?
– Я и браслет-то не покупал. Тут какая история получилась… Отдал я ему на экспертизу одну вещь, а она пропала…
– Как пропала?
– Ограбили магазин, унесли все ценное, в том числе и мою вещицу. Шац, дабы возместить моральный и материальный ущерб, преподнес мне этот браслет…
– Что за вещь, стоящая? – заинтересовался Александр Антонович.
– Один старинный кинжал…
– Уж не кинжал ли Эль-Саладина? – со священным трепетом прошептал Штурм. – Я вижу, у вас и кольцо из того комплекта… Неужели вы владели всеми тремя предметами?
– Нет, конечно… – легко соврал Вульф. – Кинжал был другой. Тоже дамасский, но попроще, без истории… Взамен его Шац мне вот этот браслет дал, как считаете, я немного потерял?
– Я, конечно, не знаю, какой у вас был кинжал, но уверен – вы не прогадали. Этот браслет… э… потрясающая вещь… На другую я бы Кандинского не поменял.
– Вы меня успокоили, Александр Антонович, спасибо. – Вульф дал знак своему телохранителю, чтобы тот распорядился принести еще кофе, затем как бы между прочим спросил у Штурма: – А кроме того, что Шац нечист на руку, вам ничего о нем не известно? Я слышал, он сам коллекционер, а в вашем тесном мирке все прекрасно осведомлены друг о друге…
Штурм пожал узенькими плечами.
– Он собирает китайский фарфор, а я к нему равнодушен, поэтому мы практически не пересекаемся… Но, знаете, от своего приятеля Александра Чевчевадзе, он тоже коллекционер, я недавно слышал, что Шац тайно ищет покупателей на какие-то старинные украшения. Не фуфлыжные – настоящие.
Вульф подобрался, взгляд его из скучающего стал острым. Он понял, что сейчас убивает еще одного зайца: в праздной беседе получает важную информацию. Незаметно для Штурма он подал знак своему помощнику Андрею, скромно стоящему в сторонке, чтобы тот внимательно слушал, затем спросил у коллекционера:
– Ваш приятель их видел?
– Сами украшения – нет, но фотографии – да. Якобы еще отец Шаца, тоже антиквар, ныне покойный, когда-то составлял опись одной весьма ценной коллекции фамильных украшений каких-то графьев, тогда же их и сфотографировал, и вот теперь наследники надумали ее распродать… Ну, скажем, то, что от нее осталось, так как до наших дней целиком она не дошла…
– Нашлись желающие купить?
– О, да! Судя по описанию и снимкам, украшения роскошные! Мой приятель сам не прочь приобрести один гарнитур, несмотря на запредельную цену, только о чем можно говорить, если самих драгоценностей никто в глаза не видел?
– Значит, дорого за них дают?
– За гарнитур наследники могут выручить около миллиона долларов… Естественно, в случае, ежели он соответствует описанию. Но это не предел, если выставить его на аукцион. – Штурм прикурил очередную ментоловую сигарету, с наслаждением затянулся и, проследив за поднимающимся к потолку дымом, продолжил: – Но об этом речь не идет. Как я понял, сделки будут совершаться в обстановке строжайшей секретности, поскольку, если верить Шацу, наследники опасаются огласки – боятся, как бы их не грабанули, а по мне, с этим наследством не все чисто…
