День второй
Ева
Огромный черный джип затормозил у крыльца старинного здания, на фасаде которого красовалась золоченая вывеска «Арт-джи», и из недр его показалась роскошная блондинистая сука. Сука (только у них бывают такие хищно-прекрасные лица) плевать хотела на знак «Стоянка запрещена» и на возмущенно сопящего охранника рядом с ним, поэтому не стала отгонять машину на стоянку, а бесстрастно щелкнула брелоком сигнализации и стремительно проследовала к зеркальным дверям особняка.
Нужное ей помещение находилось в конце коридора и пряталось за мощной железной дверью с табличкой «Студия звукозаписи». В данный момент она была не заперта, поэтому Ева вошла в студию беспрепятственно. Как она и ожидала, в помещении никого не было, кроме сидящего за огромным пультом парня. Парень с умным видом передвигал рычажки, тыкал в кнопки, щелкал тумблерами, короче говоря, игрался, так как в технике он не разбирался совершенно.
Она постояла немного, разглядывая его трогательно-беззащитный затылок, хрупкие плечи, нежные руки, и не верила своим глазам: Денису никак нельзя было дать его полные тридцать два года, скорее двадцать три, а то и девятнадцать.
«Хорошо сохранился, чертяка, мне бы так», – с завистью подумала Ева, а вслух произнесла:
– Дусик, ты играешь в космический корабль? Или в капитана Немо, как в детстве?
Денис вздрогнул и резко обернулся. Вот тут сразу стало ясно, что Ева с завистью поторопилась, потому что лицо его, в отличие от фигуры, не походило на мальчишечье: оно было по-взрослому порочным, испитым, помятым, а от уголков глаз в разные стороны бежали лучики морщинок.
Ева подошла к парню и коснулась губами его лба.
– Здравствуй, братик.
– Привет, сестричка, – проворковал Денис, одарив Еву своей фирменной улыбкой (именно она, по мнению газетчиков, делала его лицо юным и прекрасным). – Давно тебя не видел…
Ева кивнула – они действительно давно не виделись. Обычно брат с сестрой общались посредством телефона или Интернета, а в последнее время, когда Денис подался в звезды эстрады, даже такое общение стало для них роскошью.
– Как идет запись второго альбома? – поинтересовалась Ева, садясь в кресло. – Путем?
– Путем, – бодро ответил Денис, пряча глаза.
На самом деле ничего путного из второго альбома не выходило. А все потому, что продюсер решил экономить на всем: на композиторе, на аранжировщике, на звукорежиссере, даже на бэк-вокале, а без хорошего бэк-вокала Денис не мог вытянуть даже простейший мотивчик…
– Ты чего один сидишь? Где все? – спросила Ева, оглядываясь на дверь.
– Пошли обедать. А я на диете…
– На кокаиновой?
– С ума сошла! – возмутился Денис. – Я наркотики не употребляю!
– Тогда почему так хреново выглядишь?
– Сплю плохо… И вообще… – Он нервно дернул ртом. – Жизнь поп-идола не сахар…
– Не рановато ты себя в идолы записал? – насмешливо спросила Ева.
– В самый раз, – оскалился Денис.
– Смотри, прокатит тебя твой продюсер с бабками, мигом с пьедестала свалишься…
– С чего бы ему меня прокатывать? – насторожился он.
– Слышала, новый фаворит у него появился, не то казах, не то бурят, говорят, жутко красивый… Так что будь начеку, в большие долги не влезай, а то опять по гей-кабакам придется задом крутить, а зад у тебя уже не первой свежести, так что…
– Ты приехала только за тем, чтобы облажать мой зад? – зло воскликнул Денис.
– Нет, Дусик, я здесь, чтобы сообщить тебе одну новость… – Ева выдержала театральную паузу и прошептала: – Старуха умерла!
Дусик ошарашенно уставился на сестру, потом всплеснул руками (Ева терпеть не могла его пидорестичные жесты) и выдохнул:
– Не может быть!
– А ты решил, что она, как Дункан Маклауд, бессмертна?
– Честно говоря, да… – Он нервно заправил непокорную русую прядь за ухо. – Вернее, я всегда был уверен, что она всех нас переживет…
– Радуйся, твои мрачные пророчества не сбылись!
– От чего она умерла? Сердце или что?
– А тебе не по фигу? – зло прищурилась Ева, став сразу жутко некрасивой, даже отталкивающей.
– По фигу, конечно, просто… – Он потерянно посмотрел на сестру. – Бабушка ведь… А мы не знаем…
– Бабушка! – передразнила его Ева. – Забыл, как тебя эта бабушка из дома вышвырнула…
– Так за дело же…
– Подумаешь, с парнем в подъезде целовался…
– Это сейчас «подумаешь», а десять лет назад…
– Даже десять лет назад этим уже никого нельзя было удивить… А тем более оскорбить!
– Все равно, – упрямо возразил он, – все равно…
– Еще скажи, что тебе ее жалко!
Дусик ничего не сказал, он лишь шмыгнул носом.
– И не вздумай реветь! – разозлилась Ева.
– Не буду, – прошептал он, незаметно вытирая пальцем выступившие слезы.
Ева страдальчески закатила глаза – она не могла видеть, как брат плачет: сразу вспоминала, как рыдал он десять лет назад, стоя перед бабкой на коленях и умоляя простить его. Но старуха прощать не умела, поэтому Дусику пришлось уйти…
Только спустя год брат объявился. Худой, больной, жалкий. Он бродяжничал, занимался проституцией, по случаю подворовывал. Ева сняла ему квартиру, отмыла его, откормила, подлечила, дала денег. Для этого пришлось втихаря продать одно из своих колечек. Ведь Дусика нужно было где-то поселить, а то мыкался по каким-то углам, ночевал у таких же беспутных дружков. Ева попыталась уговорить бабку позволить Денису вернуться в дом, но все ее старания были напрасны: переступать порог квартиры ему так и не дозволили, а деньги, полученные от сестры, парень быстро пропил – за год совсем непьющий Дениска стал заправским алкоголиком, спасибо, хоть на наркоту не подсел.
Потом он опять пропал и вновь объявился. Только на этот раз в менее потрепанном виде, оказалось, пристроился в какой-то заштатный гей-клубешник стриптизером. К счастью, там он недолго ошивался, через полтора года его заметил некий продюсер, известный в тусовке своим пристрастием к хрупким голубоглазым юношам, и ввел в мир шоу-бизнеса. Три года Дусик был на подтанцовке у одного поющего гея, искусно выдающего себя за гетеросексуала (чему немало способствовало его семейное положение и наличие двоих детей), а недавно запел сам. И несмотря на то, что пел Дусик (ныне Дэнис) слабенько, его дебютный сингл стал хитом, а альбом вошел в двадцатку самых продаваемых.
Можно сказать, что Дусик хорошо устроился, и, скорее всего, он не добился бы такого успеха, не выгони его бабка из дома, ведь на тот момент он учился на экономиста и, хотя имел отвращение к экономике и слабые к ней способности, собирался им стать… Но разве мимолетный успех (Ева не сомневалась в его скоротечности) компенсирует многолетние страдания?! Разве он помогает забыть ту боль, которую испытал Дусик, когда любимая бабушка вышвырнула его из дома, будто лишайного котенка, только за то, что он, по ее мнению, поступил непотребно? Нет, нет и нет! И пусть с того ужасного дня прошло уже десять лет, Ева до сих пор не может простить Элеоноре ее непримиримость, жестокость, ханжество… Даже теперь, когда старуха умерла, она не смогла отпустить ей грехи – Ева была истинной внучкой своей непримиримой бабки.
