– Подкрепись. И дай Второму Курсу. Заодно скажи ему, что капсулу буду пилотировать я.
Генетик выпил сока, покачал головой.
– Второму Курсу не этого нужно. Пожалуй, я… – Он начал копаться в ящиках со своими приборами, потом с торжествующим вскриком извлек фляжку – трехгранную призму первого лунного цвета. – Отнесу ему, пусть взбодрится. Здесь тинтахское.
Он исчез. Тревельян продолжал сборы, а закончив их, велел роботу перетащить имущество к транспортной капсуле. Через распахнутые ворота ангара он видел, как Второй Курс забирается на сиденье в заднем ряду и как два кибера, под присмотром Иутина, поднимают в грузовой отсек контейнер с телом Джеба Ро. Место пилота оставалось свободным.
– Катафалк поведет волосатый. Возражения есть? Возражений нет, – сказал сам себе Тревельян и направился к выходу. Пересекая ангар, он заметил валявшуюся у ворот пустую трехгранную фляжку, поднял ее и почти машинально понюхал. Его брови поднялись в изумлении.
– Это не тинтахское, дед! Запах похож, но это не тинтахское!
«Коньяк, клянусь Владыкой Пустоты, – безошибочно определил Советник, подключившись к обонянию Ивара. – Думаю, тот самый, который ты оставил у Иуды. – Он упорно именовал Иутина Иудой. – Хитрожопый мерзавец! Сейчас этот Курс отдаст концы, а ты будешь виноват!»
Тревельян едва ли не бегом направился к летательному аппарату, ожидая, что биолог сейчас завопит жутким голосом и забьется в корчах. Ему вспомнилось, что Иутин хотел проверить действие спиртного на местные организмы. Но если даже Иутин ошибся – запах, конечно, похож! – то неужели Второй Курс не почувствовал вкуса питья? К тому же емкость с опасным для кни’лина веществом полагалось бы маркировать…
Эти соображения пронеслись у Ивара в голове, пока он всматривался в физиономию биолога. Она была угрюмой, но никаких следов отравления не носила – пожалуй, наоборот, Второй Курс выглядел более оживленным, чем прежде. На взгляды Тревельяна он ответил мрачной ухмылкой и отвернулся.
– Ты хотел сам вести машину? – раздался сзади голос Иутина. – Шлем и пульт в твоем распоряжении. Полетели?
– Да, конечно, – ответил Тревельян и полез в кабину.
Отношение кни’лина к другим расам, как примитивным, так и приобщившимся к цивилизации, обычно колеблется между полюсами враждебности и безразличия. Исключений два, и первое из них – лоона эо, к которым ни, похарас и другие кланы питают искреннее почтение, признавая древность их культуры и испытывая нужду в некоторых производимых лоона эо изделиях.
Земная Федерация могла бы считаться вторым исключением, но в этом случае необходимо помнить, что кни’лина вынуждены поддерживать с нами добрососедские отношения, ибо проиграли войну. Повторяю, вынуждены! Именно с этой точки зрения следует оценивать их участие в гуманитарных миссиях, предложенных Землей и, в частности, институтами ФРИК. Я уверен в том, что если бы мы не доказали свое военное превосходство, о совместных проектах не было бы речи, а к судьбе сообществ, которые ФРИК пытается прогрессировать, кни’лина остались бы равнодушны. Это в лучшем случае; в худшем они тайно уничтожили бы эти примитивные расы и заселили освободившуюся территорию.
Чезаре Биано.
«Пять дней в Посольском Куполе кни’лина».
Интермедия 2
Сломанный Меч
У Людей только воины носили имена. Имя определялось не нравом или внешним видом человека, не каким-то его особым даром или памятным событием, а исключительно оружием. В этом таился двойной смысл: во-первых, что ближе воину и охотнику, чем меч, копье, топор и палица?.. а во-вторых, молодые получали имена лишь в тот день, когда у них появлялось оружие. Самое первое, которое нужно было не сделать, не выменять на мясо, шкуры или самку, а отнять.
Меч, которым Люди сражались только друг с другом, всегда считался самым почетным из имен, знаком вождя или сильного удачливого охотника. Мечи вырубали из шейных панцирей бартаров, страшных чудищ, бродивших у северных гор. Люди из кочевавших там стай говорили, что бартар ест все, что можно съесть – траву и плоды, кору и листья, а также других животных, которых ему удается настичь и растерзать или растоптать ногами, огромными, как древесные стволы. Эти Люди с севера похвалялись, что умеют справляться с бартарами, заманивая их в ямы-ловушки или сбрасывая сверху тяжелые камни. Но в стаях других Людей было известно, что северяне лгут, ибо ни человек, ни самый сильный зверь не мог убить бартара. Если бы с бартаром схватился клыкастый маа, то его кишки быстро увидели бы солнечный свет, а потом исчезли в утробе чудовища.
Пасть у бартара была такая, что одним движением челюстей он мог перекусить пополам гигантскую змею шоюн. Пасть была широкой, а морда – короткой, с толстой шеей, прикрытой сверху костяным панцирем с острыми шипами. Обычно у бартаров росли пять или семь шипов, и три средних годились для мечей, а из других делали ножи и наконечники для копий. Но попадались бартары с тремя шипами, и средний был так длинен и остер, что мечом из него мог владеть только вождь стаи или великий воин. Северяне такие шипы не меняли, оставляли себе, делая из них самое лучшее оружие. Добывали же эти драгоценные панцири в горных ущельях на кладбищах бартаров, ибо чудища приходили умирать только в определенные места, и каждым таким местом владела стая северян, не подпускавшая к нему других Людей. Из-за этого случались битвы, в которых гибли целые племена.
По обычаю Сломанный Меч (еще не носивший имени) должен был найти оружие в одной из ближних либо дальних стай. Выследить чужого воина и напугать его, доказав, что он сильнее и свирепее, или прикончить его из засады, или убить в схватке грудь о грудь, или победить иным путем. Конечно, речь шла о настоящем человеке, а не о земляном черве, мохнатой твари, копировавшей человеческое обличье. Червей, обитавших в пещерах, уничтожали не ради жалких дротиков, а для того, чтобы Тот, Кто Раздает Дары, не перепутал их с Людьми.
Обычно молодые старались уйти подальше и отыскать стаю, где не ждут нападения. Сломанный Меч (тогда еще безымянный) отправился на восход и ушел из стойбища на много дней пути. Случилось ему обнаружить лощину, засыпанную костями, где сошлись когда-то в бою две стаи, а победителей, похоже, не было. Там многие уже копались, не оставив ни хорошего топора, ни наконечника копья или ножа из бартаровых шипов, ни даже приличной палицы с кремневыми осколками. Мечи давно растащили, но молодому путнику повезло – наткнулся он под грудой костей и истлевших дубин на подходящий клинок. Старый, но, как ему показалось, еще хороший и немалой длины – почти до плеча.
Тот, кто получит имя Сломанного Меча, был уже в юности упрям, жесток и очень силен, но отличался еще изрядной хитростью и прагматизмом. Такие качества делали его потенциальным лидером – тем более, что вождь стаи начал слабеть, и кое-то из молодых уже присматривался к его глотке. Стоило поторопиться в родные места, а не искать чужаков с оружием получше и ран, которые неизбежны в бою. Опять же меч – всегда меч, даже если он пролежал изрядное время под кучей скелетов… И хитрец возвратился в стаю, поведал о своих подвигах и убитых врагах и вызвал вожака на поединок. В той схватке старый меч сломался, застряв между ребер мертвого вождя, и новый вождь получил свое имя – а заодно оружие убитого, право на первый кусок мяса, на любую самку и многие другие преимущества. С тех пор Сломанный Меч держал стаю в полном подчинении, и конкурентов у него не находилось. Он был – и оставался – самым могучим, самым ловким и искусным. Пожалуй, лишь Длинное Копье мог бы потягаться с ним, но этот сильный воин не стремился к лидерству. К тому же Длинное Копье не был уроженцем стаи, а пришел с гор пару сезонов назад и совершил у колен вождя все четыре Обряда Покорности.
