— Любопытно знать, о чем это болтают старики, — заметил Сломка, когда все похождения друзей были описаны.
— Где это? — спросил Гонтран, заглядевшийся на свою невесту и пропустивший мимо ушей замечание инженера.
Последний кивнул головой в сторону обсерватории.
— Послушать разве? — продолжал он, немного помолчав.
С этими словами Сломка осторожно подкрался к обсерватории и начал прислушиваться.
— Так вы уверены, что Вулкан существует? — донесся до его ушей вопрос Осипова.
— Помилуйте, я его видел собственными глазами, — серьезно отвечал Шарп.
Сломка поспешил назад к костру и недоуменно передал Гонтрану, что ему удалось слышать. Гонтран, смеясь, рассказал ему про свой уговор с Шарпом.
К ужину явился и Фаренгейт, мрачный и сосредоточенный, что не мешало ему, однако, кушать за четверых.
Удовлетворив, наконец, свой аппетит, он обратился к Гонтрану:
— Не можете ли вы уделить мне две-три минуты? Только наедине.
— Наедине? — удивленно спросил Гонтран. — Впрочем, извольте. Чем могу служить вам? — проговорил молодой человек, отходя с Фаренгейтом в сторону.
— Видите, в чем дело, — начал американец, — до сих пор я был спутником Осипова единственно потому, что надеялся нагнать Шарпа и отомстить ему. Но мои надежды оказались разбитыми. По непростительной слабости вы защищаете этого злодея, вместо того, чтобы расправиться с ним по закону Линча.
Гонтран молча пожал плечами.
— Ну, да это вещь посторонняя, — продолжал американец, — и мы не будем о ней говорить. Перейду прямо к тому, о чем я хотел просить вас. Я предвижу, что Осипов, разохотившись, будет до бесконечности шагать с планеты на планету, и в конце концов мы залетим в такую даль, откуда никогда не вернемся на Землю. А этого я вовсе не желаю и намерен при первой же возможности отправиться к себе в Чикаго, пока мы еще находимся в пределах Солнечной системы.
— Чем же я могу помочь вам?
— Как чем? Вы один можете изобрести способ, при помощи которого я мог бы перелететь на Землю с этой проклятой кометы.
Гонтран вынужден был употребить все усилия, чтобы не расхохотаться в глаза Фаренгейту.
— Простите меня, сэр Джонатан, — отвечал он, сдерживая предательскую улыбку, — но только я попрошу у вас позволения предварительно посоветоваться с моим другом. Вячеслав! — крикнул Гонтран.
— Я здесь! — отозвался инженер, подходя к собеседникам. — Что надо?
Гонтран передал приятелю заявление американца и был немало удивлен, увидев, что Сломка принял его с живейшим сочувствием.
— И прекрасно! — воскликнул инженер. — Мне самому, признаться, надоело таскаться по небу, и я с удовольствием готов быть вашим спутником, мистер Фаренгейт.
— Как? А я? — проговорил ошеломленный Фламмарион.
— А ты что хочешь, то и делай: хочешь, так сопровождай нас, не хочешь, продолжай странствовать.
— Я бы с удовольствием возвратился, но Елена…
— Уговори ее ехать с тобой.
— Она не оставит отца.
— Тогда уговори Осипова вернуться.
— Он не захочет.
— Ну, тогда… — Сломка пожал плечами.
— И потом, как вы вернетесь на Землю?
— Очень просто: на воздушном шаре.
— На шаре?
— Ну, да, конечно; комета, обогнув Солнце, на возвратном пути должна так близко пройти около Земли, что заденет последнюю своим хвостом. Мы воспользуемся этим и перелетим на родную планету.
— А из чего ты сделаешь шар?
— Он уже готов.
— Как, ты думаешь применить селеновый шар?! Но это невозможно!
— Почему же? Объем его равен 630 кубическим метрам, а вес — 1000 килограмм; если наполнить его водородом, то, благодаря плотности кометной атмосферы, мы получим подъемную силу около 2 килограммов на кубический метр, всего, значит, более 1500 килограммов; вычитая отсюда вес самого шара, получим в остатке подъемную силу в 500 килограммов, цифра не маленькая.
Гонтран задумался.
— Как же быть с Еленой? — спросил он приятеля.
— Да устрой ее похищение! — посоветовал ему Сломка.
— Я честный человек, — возразил Гонтран с достоинством.
— Ну, тогда как хочешь! Время еще терпит: у нас в распоряжении целых три месяца. Подумай!
Беседуя таким образом, друзья возвратились к шару и через несколько минут улеглись спать.
Глава XXV
НА ДНЕ ОЗЕРА
— Солнце!.. Солнце!.. Скорее сюда!..
Этот крик, в котором слышались не то тревога, не то восторг, заставил всех обитателей меркурианского острова спозаранку вскочить на ноги.
— Что такое? — спрашивали они друг друга, протирая глаза.
Крик повторился. На этот раз не было никаких сомнений, что он доносился из обсерватории и принадлежал никому иному, как Теодору Шарпу.
— О, черт бы тебя побрал! — пробормотал в ответ своему врагу Фаренгейт, укладываясь снова спать.
Михаил Васильевич, Гонтран и Сломка оказались более любознательными и поспешили в обсерваторию.
— Что такое у вас, коллега? — спросил Осипов, входя.
Старый ученый не успел закончить фразы, прерванной невольным восторженным восклицанием, к которому присоединились возгласы его спутников.
И было чем восторгаться. Весь восточный край горизонта, казалось, был охвачен ярким пламенем. От солнечного диска на многие тысячи миль исходили столбы огня, как будто извержение свирепствовало на поверхности дневного светила.
Через несколько минут извержение стало слабеть, яркость пламени уменьшилась, но взамен того с поверхности Солнца поднялась громадная газообразная масса, до 85000 верст высотой, при вдвое большей длине. Это гигантское облако оставалось неподвижным, между тем как огненные столбы, соединявшие низ его с поверхностью Солнца, продолжали крутиться и изменять свою форму.
Так продолжалось несколько мгновений. Потом вдруг взрыв, казалось, потряс все Солнце. Газообразная масса, подобно гигантскому фейерверку, взлетела в пространство и разорвалась на мириады огненных хлопьев, искр, частиц.
Восхищенные зрители разразились восклицаниями восторга.
— Какая прелесть, это что-то волшебное! Точно из «Тысячи и одной ночи».
— Замечательное явление, не правда ли? — обратился Шарп к Михаилу Васильевичу.
— Да… А вы успели измерить эту газообразную массу?
— Как же… По-моему, выходит…
— Все это прекрасно, вмешался в разговор ученых Сломка, — но еще лучше бы нам подумать о своей шкуре. Ведь наша комета пройдет всего в 230 000 миль от Солнца, то есть, на расстоянии в 160 раз меньшем, чем то, которое отделяет от Солнца Землю. А это значит, что нам придется вытерпеть жару в 25600 раз сильнее той, какая бывает на Земле в летние дни.