Старый ученый долго не оторвался бы от своего излюбленного занятия, если бы солнечные лучи, почти мгновенно прогнавшие темноту, не скрыли поверхность Марса. Опустив бинокль, профессор подошел к спавшему американцу и, соединив с его аппаратом свою разговорную трубку, громко крикнул:
— Вставайте! Рассвело!..
Этот крик, раздавшийся внутри скафандра с силою грома, заставил сонного Фаренгейта опрометью вскочить на ноги и подпрыгнуть от неожиданности. Но его изумление еще более увеличилось, когда он увидел, что этот прыжок унес его на целый десяток сажен в воздух.
«Я разобьюсь вдребезги», — подумал несчастный, закрывая глаза.
Но прошло несколько минут, а ноги американца еще не ощущали под собою почвы. Наконец Фаренгейт открыл глаза и увидел, что он медленно и плавно опускается вниз, точно легкое перо, поднятое на воздух дуновением ветерка.
— Что за чудо, черт побери? — недоуменно обратился он к Осипову, встав наконец на ноги.
— Очень просто: диаметр Фобоса равен всего тридцати двум километрам, стало быть, одной сотой части диаметра Луны; еще меньше его поверхность, которая равняется лишь одной десятитысячной доле поверхности земного спутника, наконец, объемы Фобоса и Луны соотносятся между собою как единица к миллиону. При такой малой величине спутник Марса имеет, естественно, весьма малый вес: в 100 раз меньше веса Луны и в 600 — веса Земли. А ведь вес всякого небесного тела прямо пропорционален той тяжести, какую представляют на поверхности данного тела все предметы. Отсюда понятно, что вы, на Земле весивший около 75 килограммов, здесь весите всего каких-нибудь 115 граммов — меньше, если считать по-нашему, четверти фунта, и то мышечное усилие, которое на Земле подняло бы вас на несколько дюймов, здесь обусловило прыжок в целых десять сажен.
— Неужели Фобос так мал? — спросил ученого Фаренгейт.
— Это совсем микроскопический шарик, — пожал плечами Михаил Васильевич. — Да и сам Марс немногим больше Меркурия, но пигмей в сравнении с нашей Землей. Погодите, чтобы вам было яснее, я нарисую.
Профессор начертил на поверхности почвы круги, представлявшие сравнительную величину Земли, Марса, Меркурия и Луны.
— Благодаря этой ничтожной величине Фобоса, — добавил старик, — посмотрите, какими птицами полетим мы сейчас, отправляясь разыскивать Сломку.
— Да, да, профессор, отправимся поскорее, — перебил своего собеседника Фаренгейт. — Ведь вся наша провизия осталась на аэростате, а мне уже хочется перекусить. Здесь едва ли можно надеяться добыть что-нибудь съедобное.
Местность, действительно, имела самый безотрадный вид: повсюду, куда хватало глаз, виднелись голые каменные холмы, не представлявшие и следа какой-нибудь жизни.
— Ну, так в путь! — скомандовал профессор. Гонтран, рука об руку с невестой, двинулся вперед.
За молодою парочкой следовали менее быстрые астроном и американец.
Несколько часов длилось это путешествие под знойными лучами солнца. Местность продолжала оставаться все такой же безотрадной. Напрасно путешественники осматривались по сторонам в надежде увидеть аэростат, ничего не было видно ни вокруг, ни на горизонте.
Между тем голод и жажда начали мучить даже Михаила Васильевича, несмотря на всю его выносливость. Но главная беда заключалась в том, что запас кислорода, находившийся в скафандрах, приходил к концу, и путникам скоро стало нечем дышать.
Нежный организм молодой девушки первым не вынес тяжелой борьбы. Гонтран с ужасом заметил, что его возлюбленная шатается и не может более держаться на ногах.
— Елена, любовь моя! — проговорил молодой человек, с беспокойством вглядываясь в помертвевшее лицо своей спутницы. — Что с тобой?
Ответа не было. Обезумевший от ужаса Фламмарион снял с головы девушки шлем скафандра, но в это мгновение сам почувствовал, что задыхается, и в бессилии опустился на землю около упавшей без движения Елены.
Увидев ужасную картину, старый ученый, шедший позади, бросился на помощь, но не успел добежать до того места, где лежала молодая парочка, как и его охватило смертельное удушье.
Очередь оставалась за Фаренгейтом. Чувствуя первые симптомы рокового удушья, американец в отчаянии огляделся кругом, и в этот момент его зоркие глаза увидели на синеве небосклона какую-то черную быстро двигающуюся точку. Почти не сознавая, что он делает, Фаренгейт сорвал с себя верхнюю одежду и принялся размахивать ею, как флагом. Что было дальше, Фаренгейт не помнил, потеряв сознание.
Глава XXVIII
В АЭРОПЛАНЕ ГРАЖДАН ПЛАНЕТЫ МАРС
— Где я и что со мной?.. — пробормотал Джонатан Фаренгейт, приходя в себя и потягиваясь.
— Попробуйте-ка угадать, — отвечал ему весело Вячеслав Сломка.
Американец быстро вскочил и выпучив глаза уставился на своего собеседника.
— Что за наваждение? Да это вы, сэр Сломка?
— К вашим услугам, сэр Джонатан.
— Как вы сюда попали?
— Куда — сюда?
— Ах, черт возьми. Ну, где мы теперь с вами?
— В аэроплане почтенных граждан планеты Марс.
— Что-о-о? На Марсе есть жители?
— Больше, чем в Соединенных Штатах.
Фаренгейт задумался, видно что-то припоминая.
— Так точка, которую я увидел, прежде чем упасть в обморок, и был…
— …Аэроплан, в котором я спешил к вам на помощь, — докончил инженер.
— Ну, а наши спутники? Что с ними?
— Не беспокойтесь, все они живы и здоровы, находятся в соседней каюте.
— Отлично. Однако, черт возьми, как я голоден. Нет ли у вас чего закусить?
Сломка молча подал американцу бутылку с какой-то прозрачной, желтого цвета, густоватой жидкостью.
— Это что же, масло? — спросил Фаренгейт, поднося горлышко бутылки к носу.
— Кушайте, кушайте, это эссенция питательных веществ, употребляемая жителями Марса.
— Ужели они только ею и питаются? — с удивлением спросил американец. — Вот чудаки! Они, значит, не знают, что такое хороший стол!
— Нет, знают, но они не хотят тратить на обед много времени и придумали такую жидкость, которой глотнешь — и сыт на целый день. «Время — деньги» — говорят ваши соотечественники; жители Марса далеко перещеголяли их: самый расторопный, подвижный и ловкий американец — тюфяк в сравнении с живым как ртуть обитателем Марса. Не качайте головой, — вы скоро убедитесь в этом сами.
Сломка остановился, услышав скрип открываемой двери. В каюту вошли старый ученый и его дочь.
— Ага, проснулись. Ну, как вы? — спросил Сломка.
— Прежде всего, — перебил его ученый, — скажите, где мы?
— Где? В аэроплане жителей планеты Марс.
— В аэроплане… Решительно ничего не понимаю.
