Заглядевшись на знакомую картину, молодой человек невольно перенесся мыслями на покинутую родину.
— А вот и наша Земля! — нарушил мечты Гонтрана голос старого ученого.
— Где, где?
— Вот!
Астроном указал на звезду, ярко сиявшую на горизонте. При виде Земли, казавшейся отсюда блестящей точкой, Гонтран вздохнул и погрузился в воспоминания, пока голос Сломки опять не призвал его к действительности.
— Нам пора в дорогу! — заметил инженер, обращаясь ко всей компании.
— Куда же? — в один голос спросили все.
— В Город Света, столицу Марса.
— Да где он находится, этот Город Света?
— Насколько я помню объяснения Аа…
— Кого?
— Аа.
— Кто же это такой?
— Капитан аэроплана, на котором мы ехали, — очень любезный и образованный человек.
— Так ты с ним разговаривал, — перебил приятеля Фламмарион. — На каком же языке?
— Конечно, на языке жителей Марса. Это язык в высшей степени простой и в то же время богатый. Жители Марса всего дороже ценят время; чтобы не тратить его попусту, они и придумали особое наречие, позволяющее выражать свои мысли почти с такою же быстротою, с какой они возникают в мозгу.
— Значит, своего рода стенографический язык?
— Совершенно верно: все слова его состоят лишь из пяти гласных звуков.
— Только из пяти? Но сколько же содержит тогда слов этот «богатый», по вашему выражению, язык? Десятка два-три? — спросил инженера Михаил Васильевич.
— Напротив, язык весьма богатый.
— Ну, тогда все слова его должны быть чертовски длинны.
— И это неправда: наречие жителей Марса состоит из слов, которые заключают в себе по одному, по два, по три звука.
Михаил Васильевич задумался.
— В таком случае я решительно не понимаю, — начал он.
— А дело-то, в сущности, очень просто, — перебил инженер. — Елена, вы как отличная пианистка, должны понять это лучше вашего отца. Если я, например, стану произносить какой-нибудь гласный звук, видоизменяя его высоту соответственно всем тонам и полутонам гаммы, различите вы эту разницу в звуках?
— Понятно, — заметила молодая девушка.
— Вот на этой-то разнице в высоте звуков и основан язык обитателей Марса. Как известно, самая низкая нота человеческого голоса производится ста шестьюдесятью вибрациями голосовых связок, самая же высокая — 2048. Если мы вычтем из второго числа первое, у нас получится 1888 модуляций в произношении одного и того же звука, а стало быть — и такое же количество отдельных слов.
— Но человеческое ухо не в состоянии различить, произносишь ли ты данный звук, например, тысячью вибраций или тысячью и одной! — воскликнул Гонтран.
— Человеческое — да, но не восприимчивое ухо обитателя Марса. Впрочем, все зависит от навыка и упражнения, для непривычных же может служить вот этот аппарат, усиливающий разницу в высоте звуков.
Сломка вынул из кармана прибор, представляющий из себя два наушника, соединенные проводниками. Путешественники поспешили испытать аппарат на деле и не замедлили убедиться в его превосходных качествах и правоте слов Сломки.
— Да, — задумчиво проговорил старый ученый, — это действительно крайне оригинально, только…
Звон электрического колокольчика, донесшийся до слуха путешественников откуда-то из темноты, прервал речь старика. Сломка заторопил всех:
— Ну, поживее на место! Это сигнал к отъезду!..
Спотыкаясь на каждом шагу вследствие наступившей глубокой темноты, вся компания поспешила за своим предводителем.
— Фу, черт возьми! — выругался Фаренгейт, за что-то запнувшись и чуть не упав. — Что за адская тьма! А еще говорят, что у Марса два спутника вместо одной нашей Луны.
— Совершенно верно, — отозвался Осипов, — но не забывайте, что диски Фобоса и Деймоса, даже взятые вместе, в три с половиною раза меньше диска Луны. Если же мы примем в расчет и некоторые другие обстоятельства, то нам станет вполне понятно, почему Деймос отражает почти в 500 раз, а Фобос — в 50 раз меньше солнечных лучей, чем наша Луна.
— Успокойтесь, мы уже на месте! — утешал их Сломка.
Приглядевшись пристальнее, путешественники увидели в темноте нечто вроде огромной торпеды, более десяти сажен длиной. Одним своим концом этот странный предмет был вставлен в широкую металлическую трубу, выглядывавшую из почвы.
— Что это за дьявольщина? — спросил инженера Фаренгейт.
— Садитесь, садитесь скорее. Потом расскажу, — отозвался тот и надавил на кнопку, едва видневшуюся в стенке диковинной машины.
В тот же момент распахнулась небольшая дверь, откуда полился поток яркого электрического света, и путешественники вошли внутрь вагона, где оказалась комфортабельная меблированная каюта.
Дверь автоматически закрылась.
Несколько минут они сидели молча, с любопытством осматривая окружающую обстановку. Наконец Фаренгейт прервал молчание.
— Каким же образом двигается этот вагон? — спросил он.
— Весьма просто. Вы… конечно, видали в Нью-Йорке пневматическую почту, где письма и посылки пересылаются по трубам, в особых вагонетках, приводимых в движение давлением сгущенного воздуха? То же самое и здесь, наш вагон с головокружительною быстротою движется в подземной трубе.
Около четверти часа длилось молчание: каждый из путешественников углубился в свои мысли. Наконец извне донесся какой-то глухой шум.
— Ну, вот и приехали! — заявил Сломка.
— Как приехали? Я думал, что мы еще и не трогались с места! — удивленно воскликнул Гонтран.
— Я сейчас узнаю.
Инженер вышел в соседнее отделение вагона и, возвратившись через минуту, торжественно заявил:
— Да, я не ошибся: мы приехали, пролетев за двадцать минут шестьсот километров.
— Где же мы теперь? В Городе Солнца?
— Нет, мы прибыли только на берег Солнечного озера или моря Тэрби, как называют его земные астрономы. Дальше нам придется ехать водою.
Путешественники вышли из каюты и очутились в помещении, освещенном электрическими лампами. Около вагона толпилось несколько крылатых людей, выгружавших какие-то вещи. Работа производилась поспешно, но в то же время в порядке и без малейшего шума. Один из жителей Марса подошел к Сломке и перекинулся с ним несколькими односложными словами.
— Это и есть твой Аа? — спросил инженера Фламмарион.
— Он самый.
— А что это за помещение?
— Это вокзал здешней пневматической дороги. Мы теперь глубоко под землей, но сейчас выберемся на поверхность.
