— Ты используешь слишком много косметики, — заметил он.
— Чудесно, ты еще назови меня шлюхой за два юкса.
— Что? — переспросил он, уставившись на нее; его внимание было мгновенно отключено от утреннего движения.
— Ничего, — ответила она. Потом закрыла пудреницу и положила ее вместе с зеркальцем обратно в сумочку. — Не хочешь ли выпить спиртного? — спросила она. — У нас с Дэнни куча знакомых торговцев. Я могла бы даже раздобыть тебе бутылку — как его там? — шотландского виски.
— Сделанного Бог знает где, на каком–нибудь с неба свалившемся самогонном аппарате, — подхватил Ник.
Ее охватил безудержный смех; она сидела, склонив голову и закрывая рукой глаза.
— Представляю себе, как самогонный аппарат машет крыльями в ночном небе, направляясь к новому месту расположения. Где его не отыщет ПДР. — Она продолжала смеяться, сжимая голову так, словно этот образ отказывался ее покинуть.
— От алкоголя можно ослепнуть, — сказал Ник.
— Ерунда. Слепнут от древесного спирта.
— А ты уверена, что различишь их?
— А как можно вообще быть в чем–то уверенным? Дэнни в любой момент может поймать нас и прикончить; то же самое может сделать и ПДР… но это просто не очень вероятно, и ты должен следовать тому, что вероятно, а не тому, что возможно. Возможно все, что угодно. — Она улыбнулась ему. — Но ведь это и хорошо, понимаешь? Это значит, что всегда можно надеяться; так говорит он, Кордон, — это я помню. Кордон без конца это повторяет. На самом деле у него есть не так уж много, что сказать, но это я помню. Мы с тобой можем полюбить друг друга; ты можешь уйти от своей жены, а я — от Дэнни; тогда он совсем свихнется — запьет мертвую — и прикончит нас всех, а потом себя. — Она засмеялась, ее светлые глазки заиграли. — Но разве это не здорово? Разве ты не понимаешь, как это здорово?
Он не понимал.
— Ничего, поймешь, — посочувствовала Чарли. — А пока что не отвлекай меня минут десять — я должна придумать, что скажу твоей жене.
— Я сам скажу ей, — заявил Ник.
— Ты все испортишь. Это сделаю я. — Она зажмурила глаза, сосредоточиваясь. Он продолжал вести скиб, направляясь уже в сторону своей квартиры.
Глава 8
Фред Хафф, личный секретарь директора ПДР Барнса, положил на стол своего начальника какой–то список и сказал:
— Прошу прощения, господин директор, но вы давали указание делать ежедневный отчет о квартире 3XX24J — он перед вами. Мы использовали контрольные пленки с записями голосов, чтобы опознать тех, кто туда заходил. Сегодня там было только одно лицо — я имею в виду, одно новое лицо. Некий Николас Эпплтон.
— Звучит не очень громко, — заметил Барнс.
— Мы прогнали это через компьютер — тот, что мы взяли внаем у Вайомингского университета. Он представил интересную экстраполяцию, поскольку там имелись все предварительные данные на этого Николаса Эпплтона — его возраст, занятия, происхождение, семейное положение, имеет ли детей, привлекался ли…
— Прежде он ни в какой форме не нарушал закон.
— Вы хотите сказать, что его ни разу не ловили. Мы и это выяснили у компьютера. Какова вероятность того, что этот конкретный человек умышленно нарушит закон — на уровне уголовного преступления? Компьютер ответил: «Вероятно, нет, не нарушит».
— Но он сделал это, когда пришел в 3XX24J, — язвительно проговорил Барнс.
— Это факт; отсюда и прогностическое заключение компьютера. Исходя из этого и других сходных с ним случаев, происшедших за последние несколько часов, компьютер заявляет, что сообщение о готовящейся казни Кордона уже пополнило ряды кордонитского подполья на сорок процентов.
— Чушь, — отозвался директор Барнс.
— Таковы статистические данные.
— Вы имеете в виду, что они примкнули в знак протеста? Открыто?
— Нет, не открыто. Но в знак протеста.
— Запросите компьютер, какова будет реакция на объявление о смерти Кордона.
— Он не может ответить. Данных недостаточно. Впрочем, он это просчитал, но есть столько возможных вариантов, что фактически это ни о чем не говорит. Десять процентов: массовое восстание. Пятнадцать процентов: отказ поверить тому, что…
— Что имеет наивысшую вероятность?
— Вера в то, что Кордон мертв, а Провони — еще нет, в то, что он жив и вернется. Даже без Кордона. Следует помнить, что тысячи — подлинных или поддельных — произведений Кордона все время продолжают циркулировать по всей Земле. Его смерть не сможет положить этому конец. Вспомните Че Гевару — знаменитого революционера двадцатого века. Даже после его смерти оставленный им дневник…
— Или Иисуса Христа, — перебил Барнс. Придя в некоторое уныние, он стал размышлять. — Убейте Христа — и получите Новый Завет. Убейте Че Гевару — и получите его дневник — книгу наставлений о том, как достичь власти над всем миром. Убейте Кордона…
На столе Барнса загудел зуммер.
— Слушаю, господин Председатель Совета, — сказал Барнс в переговорник. — Офидант Нойес у меня. — Он кивнул ей, и она встала из–за стола, отодвинув обитый кожей стул. — Мы сейчас будем. — Он жестом предложил ей следовать за ним, ощущая к ней в то же время стойкую неприязнь.
Он вообще не любил женщин, работающих в полиции, а в особенности тех, которые носили униформу. Женщина, как он давно уже для себя решил, не должна носить униформу. Женщины–осведомительницы не раздражали его, поскольку им ни в коей мере не приходилось отказываться от своей женственности. Офидант полиции Нойес была беспола — по–настоящему, физиологически. Она подверглась операции Снайдера — так что и официально, и фактически она не была женщиной; она не имела соответствующих половых органов, грудей; ее бедра были узки, как у мужчины, а лицо — непроницаемо и безжалостно.
— Только подумай, — обратился к ней Барнс, когда они прошли по коридору — мимо двойных рядов вооруженной полицейской охраны — и оказались перед искусно отделанной массивной дубовой дверью Уиллиса Грэма, — как было бы славно, если бы ты в конце концов сумела обнаружить что–нибудь на Ирму Грэм. Очень жаль. — Он слегка подтолкнул ее, когда дверь растворилась, и они вошли в спальню–канцелярию Грэма. Весь заваленный различными разделами «Тайме», Грэм лежал на своей громадной кровати с хитроватым выражением на лице.
— Господин Председатель Совета, — обратился к нему Барнс, — это офидант Алиса Нойес, специально занимавшаяся получением материалов, касающихся морального облика вашей жены.
— Я уже видел вас раньше, — сказал ей Грэм.
— Совершенно верно, господин Председатель Совета, — кивнула Алиса Нойес.
Грэм спокойно произнес:
— Нужно, чтобы моя жена была убита Эриком Кордоном во время прямой трансляции всемирного телевизионного канала.
