— Ну хорошо, делала. — Она опустила голову.
Я открыл дверцу машины и взял ее за руку:
— Пойдем со мной, Прис.
Она выключила мотор и погасила огни.
— Это что, первая стадия интимных отношений? — пыталась она защищаться.
— Я научу тебя говорить о вещах, о которых обычно не говорят.
— Учти, я хочу именно научиться говорить об этом, а не делать. И вообще, ты просто смеешься надо мной. Я знаю, кончится дело тем, что мы посидим рядышком, и я поеду домой. Может, так и лучше. Может, только так и надо.
Мы вошли в темную комнату мотеля. Я включил свет, обогреватель, а затем еще и телевизор.
— Это чтобы никто не услышал, как мы дышим? — Она выключила телевизор. — Не нужно, я дышу очень тихо.
Скинув пальто, она стояла, держа его на руке, пока я не забрал и не повесил в шкаф.
— Ну, говори, куда мне садиться и как? Сюда? — Она уселась на стул с прямой спинкой, сложила руки на коленях и спокойно посмотрела на меня. — Ну как? Что еще мне снять? Туфли? Или всю одежду? Или, может, ты сам любишь это делать? На всякий случай предупреждаю: у меня на юбке не замок, а пуговицы. И, пожалуйста, не тяни сильно за верхнюю пуговицу, она отрывается, мне потом придется пришивать.
Она обернулась ко мне:
— Пуговицы вот здесь, сбоку.
— Это все очень познавательно, — сказал я, — но ничего не объясняет.
— А ты знаешь, чего бы мне хотелось? — ее лицо вдруг осветилось. — Чтобы ты поехал куда–нибудь и привез кусок кошерной говядины и мацу. А еще пиво и халву на сладкое. Знаешь, такую чудесную тонко нарезанную говядину по два пятьдесят за фунт.
— Я бы с радостью, — ответил я. — Но на сотни миль вокруг сейчас этого не достать.
— А в Бойсе?
— Нет, — сказал я. — Да и поздно уже для кошерной говядины. Не в смысле сегодняшнего вечера, в смысле нашей жизни.
Я поставил свой стул поближе и взял ее за руку. Она оказалась маленькой, сухой и довольно жилистой с сильными пальцами. Наверное, из–за ее чертовой мозаики, подумал я.
— Послушай, давай сбежим отсюда, — предложил я. — Уедем куда–нибудь на юг и не вернемся. И никогда больше не увидим этих симулякров, Барроуза и вообще Онтарио.
— Нет, — покачала она головой. — Нам суждено быть связанными с Сэмом, это же носится в воздухе, разве ты не чувствуешь? Смешно, неужели ты думаешь, что можно просто прыгнуть в машину и уехать? Не выйдет, Луис…
— Прости.
— Я прощаю тебя, но не понимаю. Иногда ты мне кажешься ребенком, совсем не разбирающимся в жизни.
— Все, что я делал — так это пытался урвать кусочек реальности здесь, кусочек — там и принимал их в себя. Я похож на овцу, которая выучила один путь на пастбище и никогда не отклоняется от своего маршрута.
— Так ты чувствуешь себя в безопасности?
— Большей частью, но только не рядом с тобой.
Она кивнула.
— А я для тебя тоже пастбище?
— Можно и так выразиться.
С коротким смешком Прис сказала:
Почти как любовь по Шекспиру. Луис, ты должен сказать мне, что собираешься засеять, а после общипать меня. Пастись среди моих прекрасных холмов и долин, особенно на божественно–лесистых лугах, где дикий папоротник и душистые травы в изобилии колышутся на ветру. Ну, мне же не надо все это декла мировать? Или надо? — Она блеснула глазами. — А теперь, ради бога, сними с меня одежду или хотя бы сделай попытку.
И он стала скидывать туфли.
— Не надо, — попросил я.
— Разве мы не миновали поэтическую фазу? Пожалуй, теперь уже можно обойтись без излишних изысков и перейти к более реальным вещам. — Она начала было расстегивать юбку, но я схватил ее за руки.
— Прис, я слишком невежественный, чтоб продолжать, — сказал я. — Во мне нет этого. Слишком невежественный, застенчивый и, допускаю, трусливый. Все происходящее обычно далеко за гранью моих возможностей. Мне кажется, я заброшен в мир, в котором ничего не понимаю. — Я бережно держал ее руки, — Самое лучшее, что я сейчас могу придумать и сделать — это поцеловать тебя. В щечку, если позволишь.
— Ты просто стар, Луис, в этом все и дело. Ты — часть прошлого, отмирающего мира. — Прис обернулась и потянулась ко мне. — Ну что ж, поцелуй, как хотел.
И я поцеловал ее в щеку.
— На самом деле, — усмехнулась она, — если тебе интересно: дикий папоротник и душистые травы вовсе не колышутся в изобилии на ветру. Парочка папоротников да четыре травинки — вот и все, что есть в наличии. Я еще не доросла, Луис. Всего год назад я начала носить бюстгальтер и порой попросту забываю о нем. Да по правде говоря, он мне не очень–то и нужен.
— Можно мне тебя поцеловать в губы?
— Нет, это чересчур интимно.
— А ты закрой глаза.
— Тогда уж лучше выключи свет. — Она высвободила одну руку и потянулась к выключателю на стене. — Подожди, я сама…
— Подожди, — остановил я ее. — У меня совершенно невероятное предчувствие.
Ее рука замерла на выключателе.
— Луис, не в моем характере останавливаться на полпути, а ты сбиваешь меня с толку. Прости, но я должна продолжить. — И она выключила свет.
Комната погрузилась в полную темноту. Я ничего не видел.
— Прис, я собираюсь ехать в Портленд. За кошерной говядиной.
— Куда мне положить юбку? — раздалось из темноты. — Чтобы она не помялась.
— Мне кажется, я смотрю сумасшедший сон.
— Это блаженство, а не сон, Луис, — отозвалась Прис. — Тебе знакомо такое чувство, которое входит в тебя и ударяет в голову? Помоги, пожалуйста, развесить одежду Мне потом надо будет собраться в пятнадцать минут. Ты умеешь заниматься любовью и разговаривать? Или переходишь на хрюканье, как животное?
Я слышал какой–то шелест — Прис раскладывала одежду и шарила в поисках постели.
— Здесь нет кровати, — сказал я.
— Ну тогда будем на полу.
— Твои коленки поцарапаются.
— Твои коленки, Луис.
— У меня фобия, — пожаловался я. — Я не могу без света. Мне кажется, я занимаюсь любовью с чем–то, сделанным из веревок, рояльных струн и старого оранжевого одеяла моей бабушки.
Прис рассмеялась:
— Точно. Это я и есть, — ее голос раздался совсем рядом. — Я почти поймала тебя. Теперь не сбежишь.
— Прекрати, — взмолился я. — Я включаю свет!
Я щелкнул выключателем, и комната залилась светом, который на миг ослепил меня.
Потом прозрел и увидел совершенно одетую девушку — она и не раздевалась вовсе. Я глазел на нее в полном недоумении. Наверное, видок у меня был еще тот. Во всяком случае Прис тихо рассмеялась.
