– Я это и без тебя понимаю.
– Но этот «Безусловно–не–Бог» тем не менее тоже является категорией бытия.
– Раз ты так считаешь, Тони, значит так оно и есть.
– А понятие «Бог» включает в себя все категории бытия. Следовательно, Бог может быть и «Безусловно–не–Богом», что уже лежит за пределами человеческой логики и возможностей человеческого мышления. Но мы интуитивно чувствуем, что это так. Ты разве этого не чувствуешь? Разве ты была бы против некоего Цельного, Единого, что преодолевало бы нашу жалкую раздвоенность? Ведь настоящий, внутренне непротиворечивый монизм лучше нашего низменного дуализма! Спектовский был великим мыслителем, но даже и ему не удалось разглядеть более совершенную монистическую структуру, которая существует на более высоком плане бытия, чем дуализм. Да, вне всяких сомнений, существует Бог более высокого порядка! — Торжественно провозгласил он, продолжая смотреть на Сюзи. — А что ты думаешь об этом? — спросил он несколько застенчиво.
– Я думаю, что это просто замечательно, — с энтузиазмом откликнулась Сюзи. — Это ведь так грандиозно — впадать в транс и получать возможность постигать то, что постигаешь ты. Тебе следовало бы написать книгу и сказать во свеуслышание, что то, о чем толкует Спектовский, неверно.
– Это вовсе не неверно, — возразил Тони. — Оно просто не укладывается в то, что удается видеть мне, оно лежит за его пределами. Когда забираешься на столь высокий уровень, возможно равенство двух противоположностей. Именно это я и пытаюсь раскрыть.
– А ты бы не мог раскрыть это завтра? — все еще дрожа и продолжая массировать голые руки, спросила Сюзи. — Мне так холодно, я так устала, у меня уже произошла сегодня вечером такая ужасная ссора с этой мерзавкой Мэри Морли, так что — давай, пожалуйста, не упирайся. Давай поскорее залезем в постель.
– Я пророк, — изрек Тони. — Как Иисус Христос, как Моисей или Спектовский. Мир меня никогда не забудет. — Он снова закрыл глаза.
Тусклая свеча замерцала и почти погасла. Он этого даже не заметил.
– Если ты пророк, — сказала Сюзи, — то сотвори чудо. — Она когда–то читала в «Библии» Спектовского что–то в таком духе, о пророках, наделенных чудодейственными способностями. — Докажи это мне, — сказала она.
Тони приоткрыл один глаз.
– Для чего это тебе вдруг так понадобилось знамение?
– Мне не нужно никакого знамения. Я хочу увидеть чудо.
– Чудо, — глубокомысленно произнес он, — и есть знамение. Ладно. Я сделаю что–нибудь такое, чтобы доказать тебе. Он обвел взглядом комнату, выражение его лица теперь стало искренне негодующим. Она поняла, что только сейчас полностью его разбудила. И что это ему очень не понравилось.
– Твое лицо становится черным, — сказала Сюзи.
Он, как бы пробуя, прикоснулся ко лбу.
– Оно становится красным. Но свет от свечи не содержит в себе весь цветовой спектр, поэтому оно и кажется черным. — Он как–то незаметно поднялся на ноги и стал медленно прохаживаться по комнате, потирая пальцами нижнюю часть шеи.
– Сколько времени ты так просидел? — спросила она.
– Не знаю.
– Это верно. Ты потерял всякое представление о времени. — Она вспомнила, что когда–то он сам говорил ей об этом. Только одно это привело ее в ужас. — Так вот, — сказала она. — Преврати вот это в камень. — Она нашла буханку хлеба, она двинулась к нему, чувствуя охватившее ее озорство. — Можешь это сделать?
– Это чудо, обратное тому, что совершил Иисус Христос, — торжественно заявил Тони.
– Так можешь это сделать?
Он взял у нее буханку хлеба и, держа ее перед собой обеими руками, стал пристально на нее глядеть, шевеля при этом губами. Все лицо его исказилось, подчеркивая чудовищность предпринятой им попытки. Оно еще более почернело, глаза совсем потухли и стали непроницаемыми отверстиями в черепе, в которых зияла непроглядная тьма.
Буханка хлеба подскочила вверх, вырвавшись из его рук, стала подниматься, пока не зависла у него над головой… Она вся затрепетала, как бы подернулась дымкой, а затем камнем плюхнулась на пол. В самом ли деле камнем? Сюзи стала на колени, пытаясь это выяснить. На какое–то мгновение ее даже охватило опасение, что освещение комнаты вот–вот и ее саму ввергнет в состояние гипнотического транса. Буханка хлеба исчезла. То, что покоилось на полу, оказалось крупным гладким камнем, отполированным горным потоком обломком скалы.
– Бог ты мой, — непроизвольно вырвалось из нее полушепотом. — Смогу ли я его поднять? Может быть, это опасно?
Глаза Тони снова наполнились жизнью, он тоже стал на колени и не веря своим глазам в изумлении глядел на то, что еще мгновением назад было хлебом.
– Во мне, — сказал он, — появилась божественная сила. Не я это сделал — это было совершено через мое посредничество.
Подняв камень — он оказался довольно тяжелым — она обнаружила, что он кажется теплым и почти живым. Одушевленный камень, отметила она про себя. Как будто он органического происхождения. Может быть, это не настоящий камень. Она постучала им по полу — камень оказался в должной мере твердым и издал соответствующий звук при ударе. Значит, это все–таки камень, поняла она. Камень!
– Можно мне оставить его у себя? — спросила она. Теперь ужас уже всецело завладел ею. Она с надеждой смотрела на Тони, готовая сделать все, что только он ни повелит ей.
– Можешь оставить его у себя, Сюзанна, — спокойно произнес Тони. — Вот только поднимись и возвращайся к себе. Я очень устал.
– Он действительно выглядел сильно утомленным, все тело его обмякло. — Увидимся утром за завтраком. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, — сказала она. — Но, может быть, мне раздеть тебя и уложить в постель? Это доставило бы мне удовольствие.
– Нет, — произнес он, подошел к двери и открыл ее перед нею.
– Поцелуй на прощанье. — Подойдя к нему, она вся подалась вперед и поцеловала его в губы. — Спасибо, — сказала она, ощущая непривычную для себя робость и покорность. — Спокойной ночи, Тони. Спасибо тебе за чудо. — Дверь за нею начала уже закрываться, как вдруг она ловко приостановила ее заостренным носком своей туфли. — Можно мне рассказать всем об этом? Разве это не самое первое чудо, которое тебе удалось совершить? Пусть все узнают об этом. Но если тебе не хочется, чтобы они знали, то я ничего им не скажу.
– Разреши мне лечь спать, — сказал он и закрыл дверь. Дверь щелкнула перед самым ее носом, и она испытала прямо–таки животный страх — всю свою жизнь вот этого она больше всего и опасалась. Звука закрываемой в комнату мужчины двери перед самым ее носом. Она тут же подняла руку, чтобы постучаться, обнаружила в ней камень, ударила камнем об дверь, но не очень громко, так, чтобы он смог понять, насколько отчаянно она хотела вернуться, но не настолько громко, чтобы побеспокоить его, если ему не захочется ответить.
Ответа не последовало. Ни звука внутри, ни движения двери. Ничего, кроме бездны, разверзшейся перед нею.
