— Ну-ну, — сказал Каталински. — Я тоже в школе что-то читал. Но никакого Фроста не знаю. Или не помню. Вот Шекспира знаю: Гамлет, Ромео, король Артур... Кто он, этот Фрост, — американец? Англичанин?
— Родился, по-моему, в Сан-Франциско, — ответила Флоренс. — Один из крупнейших поэтов двадцатого века, между прочим. А король у Шекспира не Артур, а Лир.
— Стихи не воспринимаю, — безапелляционно заявил Свен Торнссон. — Вот песни — другое дело.
Алекс Батлер оторвал взгляд от незнакомых звездных узоров:
— А я Фроста знаю. Насчет звездопада мне еще лет в двадцать понравилось. Что-то такое, точно уже не помню... Я шел под звездопадом, и на голову вполне могла свалиться звезда... Не помнишь, Фло?
— Помню, — ответила Флоренс и скромно добавила: — Не хотелось бы хвастаться, но у меня очень хорошая память. И не просто хорошая, а где-то даже ну очень хорошая. Во всяком случае, многие тексты могу пересказать почти дословно, а уж стихи...
— А ну-ка, ну-ка. — В голосе инженера-универсала прозвучала ирония. — Кому там на голову звезда упала?
— Сейчас, — сказала Флоренс. — Представлю себе вузкную страницу...
Она немного помолчала, и, когда Каталински, усмехнувшись, уже собрался разразиться чем-то ехидным, вновь начала декламировать:
Когда я, глядя под ноги, сутул,
Под звездопадом брел во тьме ночной,
Не мог я разве быть убит звездой?
Тут был известный риск — и я рискнул.
— Браво! — с восторгом воскликнул Алекс Батлер. — Флосси, ты просто молодец! Уникум! Во все экспедиции — только с тобой.
— А ты командира стихами не достала, пока мы в усыпальнице торчали? — поинтересовался присевший на корточки Свен Торнссон.
Флоренс сделала какое-то движение, но промолчала. Выражение ее лица за стеклом шлема нельзя было рассмотреть в быстро сгущавшейся темноте. Торнссон даже не подозревал о той зоне взаимного притяжения, в которой находились командир и на-нотехнолог, — голова его была забита схемами посадочного модуля.
— Какие стихи! — поспешно отреагировал на вопрос пилота Алекс Батлер. — Думаешь, было там время для стихов? Это же не в усыпальнице бока пролеживать.
Свен Торнссон медленно выпрямился во весь свой впушительный рост и, вероятно, был готов затеять Дискуссию, но его опередил Леопольд Каталински.
— Мы сегодня ужинать будем или нет? — ворчливо вопросил он. — И как насчет того, чтобы хорошо поспать перед работой? Не знаю, кто как, а я и есть хочу, и спать хочу. Экскаватор сам ковыряться в земле Не будет. А мы вместо ужина о звездах рассуждаем.
И вместо обеда, между прочим, тоже. Ночи — очи... Звездопад — камнепад... Лирика это все. Ах, звезды! Ах, светят! Фонари влюбленных! Ах, как хорошо взявшись за руки, гулять под звездами, как романтично... Ерунда! — Он рубанул рукой воздух, словно одним ударом невидимого меча хотел разделаться со всякой лирикой. — Что такое звезды? Раскаленные шары, обычные небесные лампочки — и нет в них никакой лирики-романтики. Спектральный класс такой-то, масса такая-то, температура такая-то. Точка. Ужин заменить никак не могут.
— Ого, — сказал Свен Торнссон. — Лео, да ты Цицерона за пояс запросто заткнешь.
А Флоренс вдруг звонко рассмеялась и, шагнув к инженеру, взяла его за руку:
— Буквально полминуты, Лео! Еще одно стихотворение — и ужин, а потом спать, и я, если захочешь, спою тебе колыбельную. Старую индейскую. Послушай несколько строк Уолта Уитмена, Лео, — уж больно подходит. Всего полминуты, послушай!
— Давай, — буркнул Каталински немного смягчившимся голосом. — Женщине отказывать грех... хотя лучше, когда женщина тебе не отказывает. Уитмен — знаю такого. Но учти, — он погрозил пальцем Флоренс, — только действительно полминуты, не больше. И ужин мне подашь в постель.
— Ого, — вновь встрял Свен Торнссон. — Я тоже хочу ужин в постель!
— Всем разнесу по постелям, — пообещала Флоренс. — И ночные горшки всем подставлю, если мы их дома не забыли. Слушайте, герои-аргонавты.
И вновь зазвучали под темным марсианским небом стихи земного поэта, еще одного земного поэта — великого соотечественника новых аргонавтов, который наверное, даже и предположить не мог, что рожденные им строки когда-то будут произнесены посреди бурой равнины, раскинувшейся в миллионах километров от Америки, от Земли...
Когда я слушал ученого астронома,
И он выводил предо мною целые столбцы мудрых цифр,
И показывал небесные карты, диаграммы для измерения звезд,
Я сидел в аудитории и слушал его, и все рукоплескали ему,
Но скоро — я и сам не пойму отчего — мне стало так нудно и скучно,
И как я был счастлив, когда выскользнул прочь
и в полном молчании зашагал одинокий
Среди влажной таинственной ночи
И взглядывал порою на звезды.
— Вот так, Лео, — сказал в наступившей тишине Алекс Батлер. — А ты говоришь — лампочки. Думай о возвышенном.
На этот раз Каталински ворчать не стал.
— Что ж, неплохо, — произнес он вполне нормальным голосом. — Пожалуй, против Уитмена ничего не имею. Надеюсь, наш поэтический вечер закончился, и теперь бы — поужинать. — Каталински оставался верен себе.
Флоренс уже начала подниматься по трапу к люку модуля, когда шедший следом за Алексом Батлером Торнссон с легким вздохом сказал:
— Золото добывать — это, конечно, хорошо. Но хотелось бы и вон там хоть чуть-чуть побродить. — Он кивнул в сторону почти черной в сумерках громады сфинкса. — Посмотреть, потрогать своими руками.
— Фома неверующий! — фыркнул замыкающий Маленький отряд Каталински. — Потрогать, видите Ла1 ему надо, кусочек на память отколупнуть...
— Потрогаешь, Свен, непременно потрогаешь, заверил пилота ареолог. — Закончится погрузка и будет тебе экскурсия. И уважаемому Леопольду тоже.
Алекс Батлер повернул голову к Сфинксу — и в этот момент сумрак над этим исполином расцветила багровые сполохи. Непонятные беззвучные вспышки, подобные зарницам, следовали одна за другой, с разными интервалами, словно где-то наверху, на поверхности каменного лика, беспорядочно мигал гигантский фонарь.
— Что это? Маяк? — сдавленно произнес застывший у трапа Леопольд Каталински.
Никто ему не ответил. Вокруг стояла тишина, дул слабый, то и дело пропадающий ветерок, и в этой тишине вновь и вновь озаряли небо над Сфинксом багровые вспышки — как отсветы далекого пожара.
Это продолжалось не более двух-трех минут, а потом, наверное, пожар удалось потушить — и вспышки пропали.
* * *
Ужин начали в молчании, находясь под впечатлением только что увиденного марсианского феномена. Алекс Батлер успел проверить запись наружных видеокамер, постоянно ведущих круговой обзор равнины, и убедился, что о коллективном обмане зрения или галлюцинации речь не идет — видеокамеры тоже зафиксировали непонятную игру света среди ночи. Более того, при радиообмене с «Арго» выяснилось, что и командир Эдвард Маклайн наблюдал эти вспышки. «Передал в ЦУП, пусть головы'( поломают», — сообщил он.
