Григорий вспомнил одну книжку про рыцарей, прочитанную в отрочестве. Из нее он узнал, что во времена благородных рыцарей остро стояла проблема нержавеющей стали, а также личной гигиены. Короче говоря, с мылом и техническими маслами была напряженка. Благородные рыцари раннего средневековья даже вилок еще не знали и ели кинжалами со щитов, используя их в походах как столы, в результате чего боевые щиты с обратной стороны выглядели как жирная иссеченная доска. Та же ерунда происходила с обмундированием, то есть с доспехами — латами, кольчугами, шлемами, наколенниками и железными перчатками. Как только появилось и стало популярным железо, мгновенно встала проблема его сохранения от ржавчины. И первым средством предохранения стали всякие жиры. А жиры, как известно, иногда сильно пахнут.
Кроме того, в те времена ни «Хэд энд Шолдерса», ни «Хозяйственного» мыла, ни шампуня для собак в достаточном количестве еще не производилось, поэтом даже аристократия не стеснялась разводить вшей на своих головах. В результате, несмотря на красивые одежды и доспехи, стоившие бешенных денег, среднестатистический благородный рыцарь вонял как облезлая псина. Был вшивым и часто неграмотным, ибо это тоже не считалось обязательным для аристократии.
Отключившись от воспоминаний, Забубенный обвел взглядом своих соплеменников, потом принюхался к себе. Теперь он вонял точно также как и все остальные. Приблизился к народу, хотя и не мог считаться благородным рыцарем. Что касается душевного расположения ратников, то они каким-то образов притерпелись ко всем окружавшим запахам и ощущали себя вполне естественно. Для них все окружающее было нормально жизнью, которая впитывается с молоком матери. Ничего странного они в ней, видимо, не находили. Ладья как ладья, река как река, одежда как одежда, кольчуга как кольчуга, вонь как вонь. Все нормально. И только Забубенного еще терзала память об упущенной комфортной жизни: машины с мягкими сиденьями и передвижным баром, электричество, газ, паровое отопление. Ничего этого здесь еще не было, но и без этого люди тут как-то умудрялись обходиться. И даже радоваться жизни, не сильно замутненной пока техническим прогрессом.
Ближе к вечеру дождь прекратился, слегка потеплело. Над водой появился легкий туман. Промокшие ратники стучали зубами, ожидая ночевки и ужина. А пока, разведя костерок на поддоне посреди ладьи, жарили куски мяса, захваченного с собой, и балагурили. То и дело от костра слышался дружный хохот, видно кто-то рассказывал историю заковыристую или анекдот местный.
Забубенный посмотрел вперед и увидел, что Днепр делает очередной поворот, а за излучиной реки открывается широкая бухта. Приглядевшись сквозь висевший над водой туман, Григорий понял, что это не просто бухта, а слияние еще одной реки с полноводным Днепром. Но тут уж любопытство разобрало механика, и он спросил у всезнающего Данилы, что это за река.
Следующий приток, что впадал в Днепр, делая его еще шире, назывался Псел.
— Ну, теперь уж почитай половину пути одолели, — увидав новую реку, сообщил словоохотливый Данила, — еще пару дней и на берег сойдем.
— А ночевка то скоро будет? — уточнил механик.
— Да скоро, — ответил Данила и кивнул в сторону ратника, торчавшего, словно идол Перуна на носу ладьи, — вечереет. Дозорный ужо присматривает местечко поспокойнее.
Скоро туман поднялся над водой и почти скрыл ладью, так, что из него виднелась только свежеструганная мачта. Попутный ветер совсем спал, пришлось ратникам браться за весла. Механик даже обрадовался этому, хоть согреется. Хотя скоро стал беспокоиться о том, чтобы не перегреться. Гребля на ладье, — дело не из легких. Еще от преодоления волока мозоли не зажили полностью. Хотя руки уже огрубели достаточно. Впечатлительный механик даже представил, как туго приходилось рабам на римских галерах. Здесь хоть можно иногда отдохнуть, перекусить, шуткой обмолвиться с товарищами. А там, греби себе, пока не засекли насмерть или голову не отрубили. Романтика.
Забубенный обернулся назад и увидел, что передовая ладья далеко оторвалась от трех остальных. Мачты тех ладей маячили, чуть ли не в километре позади, если мерить на глаз. В этот момент впередсмотрящий вдруг крикнул:
— Ладья по леву руку.
Ратники как по команде повернули головы и стали вглядываться в указанном направлении. С той стороны, где Псел впадал в Днепр наперерез ладье черниговцев, разрезая килем волны, ходко шла приземистая ладья. Судя по всему, решил Забубенный, там было много сильных гребцов и они зачем-то хотели догнать ладью черниговцев. Рассмотреть их было трудно, пока не подойдут еще метров на сто. Механик нашел глазами воеводу, но тот и так уже стоял около мачты, вглядываясь в нежданных попутчиков.
Ладьи продолжались сближаться.
— Что-то не похоже на купцов, — проговорил в слух Данила, покосившись на свой меч, — больно ходко идут, да и наперерез нам. Не ровен час, столкнемся. Может хмельные сильно?
Григорий мог еще поверить в пьяных водителей авто или моторного катера, там напрягаться не надо, но чтобы толпа пьяных мужиков села в тяжеленную ладью и в туман без паруса решила погонять на веслах, в это он поверить не мог ни в своем времени, ни в этом. Слишком надо напрягаться, хмель выйдет быстро. А в то, что это они так лечились от похмелья, тоже верилось с трудом. Похоже, торопились куда-то или что задумали, только вот что именно, пока было не ясно.
Наконец, неизвестная ладья настолько приблизилась, что в разрывах тумана стало возможно разглядеть сидевших в ней. Это был толпа здоровенных мужиков в шкурах и кожаных рубахах. Большая часть из них была обрита налысо, а остальные имели длинные чубы. Вскинув высоко саблю, на носу лодьи, стоял громадного роста мужик. Ладья подошла уже так близко, что можно было увидеть даже серьгу, болтавшуюся у него в ухе.
— Это Федька Кривой! — раздался вдруг крик Христича с кормы, — Дружка Васьки Косого. Это ж он с ватагой своей в здешних местах промышляет и мзду берет со всех ладей купеческих. Порешить нас хотят, и на дно пустить.
Забубенный снова бросил взгляд на лихого атамана, махавшего своей саблей на носу приближавшейся ладьи, а потом взглянул на Путяту. Воевода был спокоен, как всегда перед битвой. Он просто занимался своим делом, собираясь дать отпор неожиданно приплывшему рэкету.
— Ну, что, ребятушки, — сказал он, и кивнул пятерым ратникам по левому борту, — покажем Федьке кто на реке хозяин? Настроить луки. А ты Христич правь прямо, как и шел.
Ратники словно ждали такого исхода, мгновенно достали из-под скамьи луки и колчаны. Пристроили каленые стрелы, натянули тетиву и ждали команды. Путята до сроку молчал.
Так прошло еще минут пять, и две ладьи сблизились уже настолько, что до Забубенного стали долетать вопли с приближавшейся кросс-курсом ладьи рэкетиров. Мужички-разбойнички орали что-то типа «Да мы порвем этих купцов!!!» и «Деньгу готовь!!!» или «Мошну отдай, полегчает!!!». Судя по всему, они тоже приняли в тумане ладью ратников за купеческую и надеялись на легкую поживу. А когда к великому изумлению Федьки Кривого, махавшего саблей, как дирижерской палочкой, из тумана показался прикрывшийся щитами высокий борт боевой ладьи, да еще и полный вооруженными до зубов ратниками, джентльмены удачи опешили. Крики мгновенно стихли. Настал момент истины.
