И тут вдруг что-то со свистом резануло воздух и ударило в воздушный шар. Раздался хлопок, затем треск и все, что было над головой у Забубенного и Субурхана, запылало адским огнем. «ПВО сработало», — пронеслось в мозгу механика. Пламя было везде и сверху и снизу. Воздушный шар мгновенно съежился, конструкция потеряла устойчивость и обрушилась огненным дождем вниз. К счастью, в этот момент шар летел вдоль реки, и первые авиаторы поневоле упали в воду. Когда Григорий вынырнул посреди камышей и кувшинок, то увидел, как в двадцати метрах догорает его подбитое детище, а сверху сыплется дымящийся хлам. Субурхана нигде не было. Забубенный осмотрелся и успел заметить, как чье-то тело в доспехах тяжело погрузилось в пучину. Нырнув, механик схватил воина за какую-то кожаную лямку в районе шеи и, еле выволок на топкий берег, весь измазавшись в глине. Это был Субурхан и он не умел плавать.
Глава двадцать седьмая
«Подшипники истории»
Через месяц под вечер, когда Забубенный пил медовуху с Путятой и Курей, чудом уцелевшими в мясорубке и служившем теперь при дворе нового киевского князя, ибо старый погиб, также как и черниговский, механик увидел, как через главные ворота в город въезжали послы Субурхана. Скоро явился гонец от князя, — его и Путяту, вызвали на совет в княжеский терем.
На сей раз, вняв словам нового чародея, киевский князь решил сначала выслушать послов, а лишь потом решить, что с ними делать. Монголы привезли письмо, в котором Субурхан писал: «За время битвы я лучше узнал ваш народ. Вы, — храбрые воины. Мы тоже. Ни один другой народ на моем длинном пути не оказывал такого сопротивления. И хотя вы первыми напали на меня, я предлагаю вам мир. В этой битве я увидел трупы врагов, ради которых пришел сюда. Половцы повержены и рассеяны. Те, что остались на Руси, — не опасны. Моя цель достигнута. А с Русью мне незачем воевать. Спасший меня от смерти Кара-чулмус, которого вы зовете меж собой Григорием, убедил меня в этом. Тумены должны идти дальше, в земли венгров, которых я должен наказать, и еще дальше, за Дунай, в земли германцев. Там богатые города и много добычи».
Субурхан предлагал союз и назначал встречу киевлянам через два месяца на Дунае. Закончив читать послание, князь не стал убивать послов. Он стоял оглушенный предложением и размышлял, глядя вслед монгольским послам, которым обещал дать ответ завтра. Точно также, лишившись дара речи, стояли вкруг него уцелевшие участники битвы на Калке. Долго молчал князь, глядя на медленно спускавшееся по небосводу солнце сквозь резное окно, а потом вдруг хлопнул по плечу воеводу и сказал:
— Как думаешь, Путята. Не сходить ли нам к венграм? А ли к германцам. За гостинцами.
— Отчего ж не сходить, — поддержал Путята, ухмыльнувшись в бороду, — можно и сходить. Чего дома то сидеть. Только идти далеко. Надо остальных позвать: черниговцев муромцев, рязанцев, суздальцев да владимирцев с новгородцами. Всем миром, больше славы и гостинцев добудем.
— Да их пока всех соберешь, — вставил слово миротворец Забубенный, махнув рукой, — Субурхан уж один всех повоюет. Нам ничего не останется. Он парень быстрый.
— Ничего, — подытожил совет князь, — мы их поторопим.
