— Да.
Директор опустила голову.
— Странный ты… знал что будет хуже… и спас.
На несколько тяжких мгновений воцарилась гнетущая тишина.
— И вам тоже будет хуже? — выдавил из себя Вадик.
— Мне в любом случае будет хуже, — с тоской в голосе произнесла Елизавета, — меня теперь будут подозревать в том, что именно я заказала этого жирного борова. Ведь у меня тоже есть свой интерес…
Вадик вскинулся и ошарашено посмотрел на директора.
— Удивлён? — усмехнулась та, — тут это все знают. Что у меня счёты. Что, разве сплетен не слышал ещё?
— Не, не слышал! — всё также ошарашено ответил Вадим.
— Значит ещё не донесли… Странно… Я думала, что все только и знают, что языками трепать позауглам. Оказывается, есть и исключения.
В голосе директора прорезался горький сарказм.
— Вас просто здесь уважают, — постарался приободрить Вадим Елизавету. Та же просто с сомнением на него глянула и покачала головой.
— Может кто и уважает… но я знаю, люди есть разные…
— Но мне никто про вас гадостей не рассказывал. Вообще ничего не рассказывали.
— Так уж и ничего?
— Не совсем, но то, что рассказали относилось к работе и делу.
— И что же рассказали? — проявила слабый интерес Елизавета Васильевна.
— Сказали что вы профессионал, что у вас острое эстетическое чувство, что по мнению некоторых вы придерживаетесь несколько старомодных представлений о красоте и вообще не любите современную живопись. Что требуете реализма в продукции рекламы и жутко не любите когда она двусмысленна.
— И только это? — опять проявила недоверие Елизавета Васильевна.
— В основном, да.
— Значит ещё не успели, — снова мрачно заметила директор.
Вадим на это только пожал плечами.
— Ты наверное удивишься… но я тебя проверяла через своих людей, — неожиданно заявила Елизавета Васильевна. Вадик удивлённо на неё уставился.
— Когда ты пришёл в офис всех поразило сходство тебя и Дьяченки. Так похожи могут быть только братья. Братья близнецы. Одно отличие — ты на шесть лет моложе. Многие подумали, что тебя послал он. Чтобы что-то разведать выведать. Это его обычная тактика. Оказалось, что ты с ним совсем не связан. Да и просто для шпиона ты оказался слишком талантлив как художник.
Директор тут же отмахнулась от попытки Вадика поблагодарить за комплимент.
— Это действительно так. Ты делаешь вещи гораздо лучше, чем большинство моих работников. Но твоё счастье в том, что ты действительно оказался не связан с Дьяченкой. Ты ведь в городе недавно?
— Да. Недавно.
— Что, на рiдной хохляндии настолько худо стало, что дёру дал? — с усмешкой спросила директор.
— Многие бегут… — решил отговориться ничего не значащей фразой Вадик.
— Понимаю… у меня в охране работает один оттуда. Он как-то рассказывал. Он вообще с Западной Украины, что нетипично. Из Львова.
— А почему не типично? — тут же заинтересовался Вадик.
— Так ведь «западэнец»…
— А! — изобразил «понимание» Вадим, отложив подробные выяснения обстоятельств на потом. Он ничего не понял из объяснений через «западэнца». Видно это было что-то здешнее. За что-то тут «западэнцев» — жителей Западной Украины не любили. И очень сильно не любили. Но следующей фразой директор слегка прояснила Вадику ситуацию.
— Оно ясно, что с Западной Украины если кто и бежит, то прежде всего остатки русского населения. Или некоренные украинцы. А тут вполне коренной… Но я хотела сказать, что если бы ты хоть каким-то боком оказался бы связан с Дьяченкой, то я бы тебя вышвырнула без сожаления.
— Что, настолько плохо? — буркнул Вадим.
— Настолько! — резко рубанула директор.
Елизавета Васильевна снова сверкнула своими очками в сторону Вадика. Взгляд был испытующий.
— Так на то и быть… расскажу тебе всё. Пока сплетники и сплетницы не опередили. Ты тут явно не в курсе происходящего. Но тебе, так как ты в нашем коллективе оказался, надо быть в курсе. Потому что грязи в этом много и зависите вы все от…
Видно ей сейчас, после всех этих следователей просто хотелось выговориться. Сбросить груз лежащий на душе.
— Он мне всю жизнь отравил. Тогда десять лет назад, я была восторженная дура. Он же был сынком бывшего крайкомовского работника. Со связями. И с капиталом. Когда рухнул Союз, эти бывшие коммунистические функционеры оказались с капиталами и собственностью. Мы же оказались под ними. Нам молодым бабам казалось, что стоит выйти за такого собственника замуж, то тут же жизнь станет раем. К тому же, он говорил о себе как о Боге. Говорил как Бог с другими. Повелевал ими. Строил из себя защитника справедливости… хотя в нём той справедливости…
Елизавета мотнула головой, избавляясь от особо неприятных воспоминаний и продолжила.
— Ну выскочила замуж… и тут я поняла куда влипла… помнишь, когда он тебя впервые увидел, всё льстил тебе по спине хлопал. Так вот — фальшивое всё это. Он всем льстит. Ко всем примазывается. Чтобы обобрать. Он так со всеми поступал. Втирался в доверие, а после обчищал до нитки. Причём всегда под это подводит «идейную базу». Со мной было несколько иначе. Я для него была как красивая игрушка, которую можно показать другим, похвастаться, а потом, придя домой, без сожалений закинуть в пыльный угол. Для него все люди либо животные, либо вещи: попользовался — выкинул. Он и со мной обращался как с вещью.
Елизавета замолчала, видно собираясь с мыслями. Лицо стало ещё жёстче, чем обычно.
— Потом у него появились другие бабы. Для меня это было ещё худшим оскорблением. Он их как будто коллекционировал. И принцип был — чем смазливее мордашка, тем лучше. А то, что как правило дура отбитая — его не волновало. Одно время получилось так, что он ими всеми слишком увлёкся и про меня забыл. Я же просто осатанела. Вспомнила о том, что у меня когда-то очень хорошо получалось, и решила организовать вот эту фирму. Сама. Чтобы хоть как-то себя занять. Чтобы совсем не озвереть. Сначала думала, что меня это отвлечёт. Не получилось. Но фирма вдруг пошла в гору. Вот тут я и решила с Дьяченкой расстаться.
Развод он дал без всяких проволочек и сожалений. Видно считал, что баб у него при его-то гостиницах и магазинах всегда будет достаточно.
Но после, когда у него появилось много конкурентов среди бандюков, когда его самого слегка поужали в бизнесе, когда он вдруг обнаружил, что моя фирма не просто «контора», а вполне приличная… Его начала «давить жаба».
Жадный он был всегда. И завистливый. И был халявщиком. Ведь то, чем он владеет сейчас ему даром досталось. А тут… Мне ещё доброхоты донесли, что у него серьёзные финансовые проблемы.
Елизавета Васильевна хмыкнула и продолжила:
