— Зря. То был лёгкий транквилизатор. Гарантия, что сегодня все нормально выспятся… Ну, кроме тебя. Ты хоть как себя чувствуешь?
— Паршиво. Но мне сегодня не скакать по двору, так что у меня есть возможность восполнить…
Юля скептически посмотрела в блестящие в свете горелки глаза Михаила. Голубоватые блёстки в его глазах, казались такими же насмешливыми как и его голос.
— То, что ты будешь иметь возможность днём поспать это хорошо… вот только с ребятами — худо.
— Да, худо. У самого нутро дерёт от того, что случилось… не только голова болит. Кстати, — внезапно сменил он тему, — ты к Владимиру несправедлива!
— ?!
— Володя тоже изрядно напрягся и нервничает, но так как его тренировали, так как у него такой большой и гиблый опыт, то он просто лучше нас держится…уже чисто по привычке. Да и фаталист он изрядный.
— Это как фаталист? — удивилась Юля.
— Ну… он никогда не думает, о смерти, он никогда не заморачивается о том, что может быть что-то у него не получится. Он просто делает это. Думает как сделать и делает. И если не получается думает как исправить и снова действует. Он полагается на Жизнь.
— Но ведь это не значит, что он фаталист.
— Значит. У него даже есть присказка на случай больших неприятностей: «кому суждено быть повешенным, не утонет»! Он такую философию имеет давно… и меня в свою «веру» не раз пробовал обратить, но я оказался не настолько хорошим учеником — продолжаю дёргаться даже там, где надо бы просто пожать плечами!
Михаил оскалился в ухмылке и запрокинул голову. Видно, что вспомнил что-то весьма забавное из прошлых своих похождений на пару с Владимиром. Из тех времён, когда он далеко ещё и не был космонавтом.
— Хм. Может и так… тебе виднее. Ты его давно лично знаешь. Но в группе положение весьма тяжёлое.
Михаил тут же смыл с лица улыбку и посерьёзнел.
— Неприятности у нас накапливаются, продолжила Юля, — Сначала, этот «буран», потом известие, что нас занесло чёрт его знает куда, а после ещё и с Леной беда.
— Что ты предлагаешь?
— Надо обязательно всех занять, и занять плотно. Так, чтобы у них было минимум времени, подумать о плохом. О том, что может быть с нами и что может случиться вообще. Иначе будет срыв.
— Одно дело я буду их гонять на дворе по «рукопашке», но этого мало. Они вылетели из Общего Дела. Их надо туда вернуть. Чтобы вернуть им всем Смысл Жизни. Им нужно и мозги загрузить так, чтобы они думали только о конструктиве, и заняты были чем-то производительным.
— Ты предлагаешь, что-то сделать для хозяина? Ну это всегда мы делали…
— Не только это. Надо им загрузить и МОЗГИ.
— А! Так вот почему ты предлагала исследовательскую программу…
— И поэтому тоже. Только я сначала предложила её, из чисто прагматических соображений, но тут вижу, что она же необходима и в, ну… терапевтических целях.
— А не противоречишь ли ты сама себе? Ведь ты настояла на том, чтобы у нас минимум два дня было отсидки здесь. А исследовательская программа может быть осуществлена только в городе и то, только если будут на то возможности и условия.
— Нет, не противоречу. Я предлагаю, как «культурную программу», вечером завести разговор с хозяином насчёт культуры и истории двух миров. Нашего и его. Уже здесь и сейчас можно выяснить, почему мы настолько разные. Почему, где, когда и как всё разошлось.
— «Здесь и сейчас!». - хмыкнул Михаил, — Узнаю социопсихолога за работой. Гештальт!
— Вот и устроим этот гештальт
[12]
в области истории страны. Чтобы всем мозги занять под пробочку.
— Согласен. Тогда действуем по обстановке. Но вечером обязательно надо будет завернуть все разговоры и деятельность на разбирательство истории.
— Вот и ладушки! — сказала Юля поднимаясь со своего стула и ступая по направлению к закипающему чайнику, — только вот извини, но кофе я тебе не дам. Сейчас тебе это вредно.
— Так я и знал! — обречённо протянул Михаил, — но на травяной чай я могу рассчитывать?
— Это можно.
Дежурить на дороге первым вызвался Владимир. Поэтому с раннего утра, взяв с собой термос с чаем он ушёл через лес к месту наблюдения. Все же остальные, за исключением, конечно, раненых, были построены во дворе и началась тренировка.
Вышел на крыльцо и Борис Ефимович, полюбопытствовать, как это молодая баба, будет здоровенных мужиков «дрессировать».
Он ожидал увидеть что угодно, но не то, что увидел в реальности.
Вся группа ребят, как один, с величайшей серьёзностью и сосредоточенностью внимала той самой, хрупкой и худосочной на вид «бабе» и старательно делала то, что от них требовалось. Да и «баба», была далеко не из тех, ничего не умеющих и ничего не хотящих кроме танцев и секса обладательниц длинных ногтей, крашенных ресниц и рахитичного телосложения.
Одна только грация пантеры, с которой она перемещалась по двору, уже сильно отличала её от тех, как их Ефимыч называл «б…еобразных». Даже «волкодав» Ефимыча — лайка — прицепленный на короткий поводок и ныне забравшийся на крышу своей будки, казалось, испытывает к ней серьёзное уважение. Он сосредоточенно и молча следил за нею, иногда удивлённо склоняя морду на бок.
Дальше- больше.
Когда она начала показывать то, что по её мнению должны знать все, то повергла Ефимыча в изумление. Она парней кидала по двору, как хотела. Да и кидала она их далеко не с целью продемонстрировать своё превосходство над ними, как это делают многие «сенсеи», чтобы набить себе цену перед учениками, а показать вполне конкретные приёмы и их элементы.
Понаблюдав за занятиями, Ефимыч так же убедился, что та самая информация о занятиях самбо в школах явно была не просто истинной.
Уже через час тренирующиеся выделывали такое, что могли проделывать только люди изначально и не один год занимавшиеся борьбой. Юля же их вполне конкретно и методично натаскивала на самооборону против не только уличной шпаны, но и, как понял Ефимыч, вполне серьёзно вооружённых противников.
За день четыре раза меняли пост. И каждый раз сменившийся тут же включался в тренировку. Слаженность действий и сам порядок в группе производили весьма сильное впечатление, ибо составляли очень сильный контраст с той молодёжью, с которой привык контактировать Борис Ефимович. Конечно, и среди своего окружения он знал много вполне серьёзных ребят с хорошей самодисциплиной, но эта группа производила впечатление на порядок выше.
Возникли и некоторые нехорошие ассоциации. И, чтобы их проверить, Ефимыч приберёг эти мысли на потом — на разговор вечером.
