Она подошла к нему вплотную и провела пальцем по щеке.
– Кажется, вы весьма сообразительный молодой человек. Думаю, вы догадываетесь, что я говорю о более интимной встрече.
– Да. Но, честно говоря, вы пугаете меня.
Она откинула голову и довольно засмеялась.
– Ах, как приятно слышать! А если бы я пообещала вести себя прилично?
– Я бы сказал, что вы лжете. – Услышав смех Лидии, он с облегчением улыбнулся ей в ответ.
– Я не ошиблась, вы действительно сообразительный молодой человек. Ну что ж… – Она взяла его под руку и проводила до дверей. – Если передумаете, то знаете, как меня найти. Запомните, Ной, женщины в моем возрасте очень изобретательны.
Она повернулась и больно прикусила его нижнюю губу, от чего в крови Ноя тут же вспыхнул пожар.
– Теперь вы действительно пугаете меня. Можно задать последний вопрос?
– Угу… – Она повернулась и прижалась спиной к двери. – Да?
– У Джулии был роман с Лукасом Мэннингом?
– Дело прежде всего, верно? Я нахожу это очень сексуальным. Но времени на настоящее обольщение у меня нет, поэтому я отвечу вам честно: не знаю. Тогда Голливуд разбился на два лагеря. Один лагерь верил этому и радовался, а другой – нет. И не поверил бы даже в том случае, если бы Джулию и Лукаса застали голыми в кровати номера гостиницы «Беверли-Хиллз».
– К какому лагерю принадлежали вы сами?
– О, конечно, к первому. Тогда я с удовольствием выслушивала о Джулии гадости. Но это было тогда… Позже, много позже, когда у нас с Лукасом был вынужденный роман… – Она подняла брови и прищурилась. – Ладно, не берите в голову. Короче, мы с Лукасом провели вместе несколько незабываемых месяцев. Но Лукас никогда не говорил мне, спал ли он с ней. Так что могу вам сказать только то, что уже сказала. Но Сэм верил, и это единственное, что имело значение.
«Это имело значение, – подумал Ной. – Все имело значение. Каждый кусочек».
«Глава о карьере Сэма Тэннера в Голливуде. Параллельно – глава о карьере Джулии Макбрайд. Встреча, которая изменила все, скоротечный роман, быстро перешедший в, судя по всему, счастливый брак, и рождение желанного ребенка.
Затем распад этого брака, превращение любви в одержимость, а одержимости в насилие.
И глава о ребенке. Который видел ужас этого насилия. Глава о женщине, которой она стала, и о том, как ей живется после всего случившегося.
Смерть не завершается убийством. Наверно, я перенял эту мысль у отца, – думал Ной, сворачивая к дому. – И именно ее стремился передать во всех своих книгах.
И как жаль, что отец – человек, которого люблю и уважаю, не может понять этого…»
Он припарковался и пошел к парадному, позвякивая ключами. У Ноя вызывало досаду, что он не может обойтись без отцовского одобрения. «Если бы я был копом, – хмуро думал он, – все сложилось бы по-другому. Тогда мы сидели бы за столом, пили пиво, рассуждали о преступлениях и наказаниях, и он хвастался бы перед партнерами по еженедельной игре в пинокль своим сыном, детективом лос-анджелесской полиции. Но я пишу об убийствах, вместо того чтобы расследовать их, и эту постыдную тайну следует всемерно скрывать».
– Брось, Брэди, – пробормотал он и вставил ключ в замок.
Можно было этого не делать. Не требовалось быть детективом, чтобы заметить, что дверь не заперта и даже слегка приоткрыта. Когда Ной осторожно открыл дверь, мышцы его живота напряглись и сплелись в тугой, мерзкий шар.
Казалось, по дому прошлись полчища демонов, разрезав и порвав все тканевые поверхности мебели и не оставив ни единого целого стекла.
Он влетел в комнату, чертыхаясь, и испытал секундное облегчение, когда увидел, что его стереоустановка по-прежнему на месте.
«Значит, тут орудовал не вор-взломщик», – подумал он, ощущая шум крови в ушах и пробираясь через обломки. Повсюду валялись бумаги, под ногами трещало стекло и керамика.
Но в спальне было еще хуже. Матрас был разрезан, и его набивка вылезала наружу, как кишки из вспоротого живота. Ящики вытряхнуты и вдребезги разбиты о стену. Когда Ной увидел, что его любимые джинсы разрезаны от пояса до обтрепанных концов брючин, шум в ушах перешел в рев.
– Она сошла с ума. Окончательно свихнулась.
А затем гнев сменился ужасом.
– Нет, нет, нет, – бормотал он себе под нос, пока бежал из спальни в кабинет. – О боже! Вот дерьмо!
Его искореженный баскетбольный кубок торчал в самом центре мертвого монитора. Клавиатура, оторванная от компьютера, была засыпана землей из горшка с декоративным лимонным деревом, валявшимся в углу. Его папки были разорваны, разбросаны и покрыты грязью.
Перед тем как уничтожить компьютер, его использовали, чтобы напечатать на единственном чистом листе бумаги, прикрепленном к подставке кубка одну-единственную строчку:
«Я НЕ ПЕРЕСТАНУ, ПОКА НЕ ПЕРЕСТАНЕШЬ ТЫ».
Ною хотелось кричать от бешенства. Не успев подумать, он потянулся к телефону, но тут же горько усмехнулся. Трубка была разбита.
– О’кей, Карин. Война так война. Чокнутая сука.
Он бросился в гостиную и начал рыться в чемоданчике, разыскивая сотовый телефон.
Поняв, что у него трясутся руки, Ной вышел наружу, сделал глубокий вдох, а затем сел и закрыл лицо ладонями.
Он был потрясен. Кровь все еще шумела в ушах. Но за ошеломлением скрывался лютый гнев. Когда Ной смог воспользоваться телефоном, он позвонил не Карин, а отцу.
– Па… У меня тут проблемы. Ты не мог бы приехать?
Когда через двадцать минут прибыл Фрэнк, Ной сидел на том же месте. У него не было сил войти в дом. Но при виде отца он поднялся.
– Ты в порядке? – Фрэнк быстро подошел к сыну и взял его за руку.
– Да, но… Что там говорить? Полюбуйся сам. – Он показал рукой на дверь, а затем собрался с силами и вошел следом.
– Боже всемогущий… – На этот раз Фрэнк положил руку на плечо Ноя и не снимал ее, пока не осмотрел комнату, запоминая все подробности разгрома. – Когда ты это обнаружил?
– Примерно полчаса назад. Когда вернулся из Бэрбенка. Меня не было целый день. Я собирал материал.
– Ты звонил копам?
– Нет еще.
– Это первый шаг. Я сам позвоню. – Он взял у Ноя телефон и набрал номер. – Электроника на месте, – сказал Фрэнк, закончив разговор. – У тебя в доме были наличные?
– Да, немного. – Он зашагал по обломкам в кабинет, расшвыривая ногами бумаги. Ящик письменного стола валялся в углу; под ним лежала пятидесятидолларовая банкнота. – Кажется, там была пара сотен, – сказал он, поднимая бумажку. – Думаю, остальное валяется где-то здесь. Все осталось на местах, па. Просто сломано.
– Да, думаю, кража со взломом здесь ни при чем. – При взгляде на монитор у Фрэнка сжалось сердце. Он помнил, как гордился сыном, когда тот получил приз самого полезного игрока лиги. – У тебя нет пива?
