— Доброе, — ответил ей д–р Саперб, радуясь при виде ее здесь, да еще в столь великолепной форме, несмотря на всю сложность ситуации.
Он отдал ей пальто, которое она повесила в стенном шкафу.
— Ну, кто там сегодня первый среди пациентов?
Он закурил некрепкую флоридскую сигару.
— Мистер Ругге, доктор. На девять часов. У вас еще есть время, чтобы выпить чашку кофе.
Она быстро прошла к кофейному автомату в углу приемной.
— Вы знаете о том, что здесь должно произойти через некоторое время?
— спросил Саперб.
— Разумеется. Но ведь ИАПП освободит вас под залог, разве не так?
Она принесла ему небольшой бумажник стаканчик, пальцы ее дрожали.
— Я боюсь, что это будет означать конец вышей работе здесь.
— Да, — кивнул Аманда, больше уже не улыбаясь; в ее больших глазах появилась грусть. — Никак не могу понять, почему Дер Альте не наложил вето на этот законопроект; Николь была против него, и поэтому я была уверена в том, что и он против, вплоть до самого последнего момента. Бог ты мой, ведь правительство сейчас располагает оборудованием для путешествий во времени. Почему бы ему не отправиться в будущее, чтобы удостовериться, какой вред нанесет такое обеднение нашего общества.
— Может быть, оно так и поступило.
И, подумал он, не обнаружило никакого такого обеднения.
Дверь в приемную отворилась. На пороге стоял первый за этот день пациент. Мистер Гордон Ругге, бледный от нервного возбуждения, которое он сейчас испытывал.
— О, вы пришли, — произнес д–р Саперб.
Фактически Ругге появился раньше времени.
— Негодяи, — сказал Ругге.
Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, хорошо одетый.
По профессии он был брокером на Монтгомери–стрит.
За спиной у Ругге появились двое полицейских агентов в штатском. Они молча уставились на д–р Саперба и ждал дальнейшего разворота событий.
Роботы–репортеры выставили штанги своих рецепторов, поспешно впитывая в себя информацию. На какое–то время все застыли, затаив дыхание.
— Проходите ко мне в кабинет, — произнес д–р Саперб, обращаясь к мистеру Ругге. — И давайте начнем с того места, где мы остановились в прошлую пятницу.
— Вы арестованы, — тотчас же заявил один из фараонов в штатском.
Он вышел вперед и предъявил д–ру Сапербу сложенную вдвое повестку.
— Пройдемте с нами.
Взяв д–ра Саперба под локоть, он стал подталкивать его к двери.
Второй переодетый фараон зашел с другого бока, в результате чего Саперб оказался как бы зажатым между ними. Все было проделано очень спокойно, без какого–либо лишнего шума.
— Я очень сожалею, Гордон, — произнес д–р Саперб, снова обращаясь к мистеру Ругге. — Очевидно, мне уже никак не удастся продолжить начатый мною курс лечения.
— Эти крысы хотят, чтобы я принимал медикаменты, — с горечью промолвил Ругге. — И они прекрасно понимают, что эти таблетки вызывают у меня тошноту. У меня такой своеобразный организм, что они для меня просто яд.
— Интересно наблюдать, — пролепетал один из репортеров–роботов, обращаясь, скорее всего, к своей телеаудитории, — стоическую верность пациента своему психоаналитику. И действительно, почему должно быть иначе?
Этот человек вот уже много лет полагается на действенность психоанализа.
— Шесть лет, — уточнил Ругге. — И при необходимости продолжал бы еще столько же.
Приложив платочек к глазам, Аманда Коннерс начала тихонько плакать.
Пока д–ра Саперба в сопровождении двух фараонов в штатском и целого наряда полиции Сан–Франциско в мундира вели к поджидавшей их патрульной машине, из толпы еще раз раздались, правда, не очень–то громкие возгласы в поддержку д–ра Саперба. Но, как он не преминул заметить, толпа эта состояла в большинстве своем из людей далеко немолодых. Это все были реликты той более ранней эпохи, когда психоанализа был весьма респектабельным ремеслом; как и он сам, эти люди были частицей совсем иной эпохи. Ему очень хотелось увидеть в этой толпе бы несколько молодых людей, но таковых в ней не оказалось.
* * *
В полицейском участке человек с худым лицом в плотном пальто, попыхивая филиппинской сигарой ручной работы «Бела Кинг», выглянул из окна, затем посмотрел на часы и стал беспокойно шагать по комнате.
Он только–только отложил сигару и начал было готовиться к тому, чтобы раскурить другую, как в поле зрения попала полицейская машина. Он сразу же поспешил наружу, на приемную платформу, где полиция уже готовилась в обработке привезенного арестанта.
— Доктор, — сказал он, меня зовут Уайлдер Пэмброук. Мне бы хотелось переговорить с вами.
Он кивнул полицейским, и они отступили назад, высвободив д–ра Саперба.
— Пройдемте внутрь. Я временно оккупировал комнату на втором этаже. Я задержу вас совсем ненадолго.
— Вы не из городской полиции, — предположил д–р Саперб, окинув его проницательным взглядом. — Вы, скорее всего, из НП.
Теперь он казался встревоженным.
По пути к лифту Пэмброук произнес:
— Считайте меня просто одной из заинтересованных сторон, — и продолжил, понизив голос, когда мимо них проследовала группа служащих полиции, — заинтересованной в том, чтобы вновь увидеть вас в вашем кабинете, оказывающим психотерапевтическую помощь своим пациентам.
— У вас есть на это соответствующие полномочия? — спросил Саперб.
— Полагаю, что да.
Подошла кабина лифта, и они оба прошли в нее.
— На то, чтобы вернуть вас туда, назад, уйдет, тем не менее, примерно час. Пожалуйста, наберитесь терпения.
Пэмброук раскурил свежую сигару. Сапербу он сигары не предложил.
— Разрешите задать вопрос… Какое учреждение вы представляете?
— Я уже сказал, — в голосе Пэмброука зазвучали раздраженные нотки. Просто считайте меня заинтересованной стороной. Неужели непонятно?
Он бросил в сторону Саперба злой взгляд, после чего они оба молчали, пока лифт не доставил их на второй этаж.
— Прошу прощения за резкость, — произнес Пэмброук, когда они шли по коридору, — но меня очень беспокоит ваш арест. Я очень этим расстроен.
Он отворил дверь, и Саперб осторожно прошел в комнату под номером двести девять.
— Разумеется, я почти всегда готов расстроиться по тому или иному поводу. Такая у меня, можно сказать, работа. Так же, как ваша работа включает в себя обязательный для вас элемент, состоящий в том, чтобы не позволять себе самому становиться эмоционально вовлеченным.
Он улыбнулся, но д–р Саперб воздержался от ответной улыбки. Он сейчас очень скован, чтобы улыбаться, отметил про себя Пэмброук. Такая реакция Саперба вполне соответствовала краткому описанию его характера, содержавшейся в досье на него.
