— Но их репутация, если они окажутся арестованными…
— Единственным верным решением, — произнесла Николь задумчиво, как бы рассуждая вслух, — было бы физическое уничтожение всех тех высших руководителей фирмы, которые посетили это собрание, где обсуждались опросы высокой политики. Другими словами, всех служащих картеля, имеющих статус гост, независимо от того, сколько их там. Даже если количество их будет исчисляться сотнями.
Другими словами, отметила она про себя — самая настоящая чистка.
Такая, какую можно было бы увидеть разве что во время революции.
Она вся съежилась от этой мысли.
— Нахт и Нобел, — прошептал Пэмброук.
— Что? — спросила Николь.
— Термин, которым нацисты обозначали незримых агентов правительства, которые специализировались на политических убийствах. — Он хладнокровно поглядел на Николь. — Ночь и туман. Они входили в состав эйнзацкоманд.
Чудовища. Разумеется, наша национальная полиция, наша НП не располагает ничем подобным. Очень жаль. Так что вам придется действовать, опираясь на помощь со стороны военных. Мы вам здесь не подмога.
— Я пошутила, — сказала Николь.
Оба ее собеседника теперь с нескрываемым интересом смотрели на нее.
— Никаких чисток, — продолжила Николь. — Их не было ни одной со времени Третьей мировой войны. Вам это прекрасно известно. Мы стали слишком цивилизованными для массовых убийств.
Пэмброук нахмурился, его губы нервно подергивались.
— Миссис Тибо, — сказал он. — Когда специалисты из Института фон Лессинджера доставят Геринга в нашу эпоху, вы, возможно, сумеете устроить так, чтобы сюда была доставлена и необходимая вам эйнзацкоманда. Вот она и сможет взять на себя труд расправы с Карпами, а затем вернуться в свою эру Варварства.
Николь уставилась на него, широко открыв рот от удивления.
— Я говорю серьезно, предпочтительнее — для нас, чем позволить Карпам сделать достоянием самых широких кругов общественности те абсолютно секретные сведения, которыми они располагают. Последнее — наихудшая альтернатива из всех, это угроза самым устоям нашего миропорядка.
— Я с вами совершенно согласен, — сказал Гарт Макри.
— Это безумие, — произнесла Николь.
— В самом ли деле? — не без удивления вопросил Гарт Макри, посредством применения принципов, разработанных фон Лессинджером, мы получили доступ к прекрасно подготовленным убийцам, а, как вы сами на это только что указали, в нашу эпоху такие профессионалы просто не существуют.
Я сомневаюсь в том, что уничтожить придется десятки или сотни лиц. Как мне кажется, круг убитых может быть ограничен Советом Директоров и вице–президентами картеля. Самое, пожалуй, большее — восемь человек.
— И, — горячо поддержал его Пэмброук, — эти восьмеро, высшие администраторы Карпа, являются преступниками де–факто: они собрались и организовали заговор против законного правительства. Их следует рассматривать наравне с сыновьями Иова. С этим Бертольдом Гольцом.
Несмотря на то, что они одевают галстуки–бабочки каждый вечер и пьют изысканные вина, а не маршируют по улицам и не спят в трущобах.
— Позвольте мне заметить, — сухо произнесла Николь, — что все мы де–факто являемся преступниками. Потому что вся наша власть — как вы сами подчеркнули, зиждется на тотальном обмане. И притом огромнейшего масштаба.
— Но наше правительство законно — сказал Гарт. — Независимо от того, с помощью ли мошенничества или какого–либо иного способа оно пришло к власти. И этот так называемый «тотальный обман» совершен в высших интересах всего народа. Мы пошли на него совсем не для того, чтобы подвергнуть хоть кого–нибудь эксплуатации — в отлично от картельной системы, которая именно с этого и живет! Нашей целью вовсе не является насытиться кровью за счет кого–либо другого.
По крайней мере, отметила про себя Николь, это то, в чем мы пытаемся убедить себя сами.
— поговорив только что с главным прокурором, — почтительно произнес Пэмброук, — я знаю теперь, какие чувства вызывает у него все более растущее влияние картелей. У Эйнштейна такое ощущение, что им обязательно нужно укоротить руки. Это очень существенно.
— Возможно, — сказала Николь. — У вас просто выработалась переоценка значения картелей. Я не могу этого сказать о себе. Нам, наверное, следовательно бы подождать денек–другой, когда среди нас будет Герман Геринг, и мы сможем проконсультироваться с ним по данному вопросу.
Теперь оба мужчины глядели на нее, широко разинув рты.
— Это я так, пошутила, — сказала она.
Но не покривила ли она при этом душой? В этом она и сама не могла разобраться.
— А ведь в конце–то концов именно Геринг, — сказала она, — основал гестапо.
— Я бы никогда не смог одобрить этого, — высокомерно заявил Пэмброук.
— Но не вы определяете политическую линию нашего правительства, напомнила ему Николь. — Формально этим должен заниматься Руди. То есть я. Я могу принудить вас действовать от моего имени по данному вопросу. И вы станете это делать — если, разумеется, не предпочтете присоединиться к сыновьям Иова и маршировать в их рядах, швыряя булыжники и скандируя лозунги.
И Гарт Макри, и Пэмброук чувствовали при этом себя весьма неуютно.
Они были крайне недовольным таким поворотом беседы.
— Не пугайтесь раньше времени, — попыталась успокоить их Николь. — Вы понимаете, что является подлинной основой политической власти? Не пушки или войска, а способность заставить других делать то что, по вашему мнению, они должны делать. Любыми уместными для этого методами. Я знаю, что в состоянии заставить НП делать все, что мне хочется — несмотря на все те чувства, что вы испытываете при этом лично. Я в состоянии и Германа Геринга заставить делать то, что мне захочется. И не Герингу принимать решения — это сугубо моя прерогатива.
— Я надеюсь, — произнес Пэмброук, — что вы не заблуждаетесь, когда говорите о том, что вам удастся справиться с Герингом. Признаюсь, я изрядно напуган этим экспериментом с прошлым. Вы можете этим отворить опасные шлюзы. Геринг далеко не клоун.
— Я прекрасно осознаю это, — сказала Николь. — Только вот не позволяйте себе вольность давать мне советы, мистер Пэмброук. Не такая у вас должность.
Пэмброук покраснел, молчал какое–то время, затем произнес тихо:
— Извините меня. А теперь, если у вас нет возражений, миссис Тибо, мне бы хотелось поднять перед вами еще один вопрос. Речь идет о единственном оставшемся психоаналитике, ныне еще практикующем на всей территории СШЕА. О докторе Эгоне Сапербе. В объяснении причин НП, по которым ему позволено…
— Я не желаю ничего об этом слышать, — сказала Николь. — Я только хочу, чтобы вы занимались своим делом. Да будет вам известно, я с самого начала не одобряла Акт Макферсона. Поэтому вы вряд ли можете от меня ожидать, что я стану возражать, если он не будет в полной мере выполняться.
