— Объясни, в чем дело? Что не так? Это же просто стихотворение!
— Пусти! — рванулась она.
Роберт еще никогда не видел жену в такой ярости. Лицо ее застыло, глаза превратились в льдинки.
— Ну, Пег…
Подняв голову, она сказала:
— Роберт, я жду ребенка.
— Что?!
Пегги кивнула.
— Хотела рассказать тебе вечером. И он знает. — Она презрительно скривила губы. — Знает! Потому и сказал это. Роберт, пусть он уйдет! Пусть уйдет! Пожалуйста…
Най машинально кивнул.
— Ну конечно, Пег… Конечно. А… это правда? Ты уверена? Ты на самом деле ждешь ребенка? — Роберт крепко обнял жену. — Так ведь это замечательно! Милая… как чудесно! Лучшей новости мне и слышать не доводилось! О господи… Надо же! Великолепная новость!
Приобняв жену, Най повел ее обратно к скамье, но по дороге внезапно споткнулся обо что-то мягкое — нежданное «препятствие» подпрыгнуло и грозно зашипело. Сэр Фрэнсис. Гневно щелкая клювом, селезень взмахнул крыльями и заковылял прочь.
— Том! — крикнул Роберт. — Слушай, хочу тебе кое-что сказать! Пег, можно? Не возражаешь?
Сэр Фрэнсис яростно шипел им вслед, но все были так взбудоражены, что не обратили на селезня ни малейшего внимания.
Новорожденного мальчика назвали Стивеном.
Погруженный в раздумья, Роберт Най медленно ехал из больницы домой, снова и снова прокручивая в голове давний послеполуденный разговор в саду с Томом Линдквистом. Линдквист тогда процитировал стихотворение Йейтса, а Пегги вдруг рассердилась — да просто из себя вышла! С тех пор между Робертом и Сэром Фрэнсисом установилась холодная вражда. Най уже не мог воспринимать селезня по-прежнему.
Припарковав машину перед домом, Роберт неторопливо поднялся по каменным Ступеням. Собственно, с Сэром Фрэнсисом он никогда и не ладил, с того самого момента, как они привезли селезня из деревни. Все это затеяла Пег — она заметила вывеску у фермерского домика…
Най немного задержался на крыльце. Нет, до чего ж она все-таки разозлилась на беднягу Тома! Конечно, Линдквисту не стоило цитировать ту строку — слишком бестактно, — но все же… Нахмурившись, Роберт вновь задумался. Ну что за чушь! Они с Пег женаты уже три года. В любви и верности жены он ни секунды не сомневался. Да, общих интересов у них было не много. Пег обожала проводить время в саду — там она читала, размышляла, кормила птиц…
Или играла с Сэром Фрэнсисом.
Роберт обогнул дом и направился в сад. Разумеется, жена его любит! Любит и хранит верность. Подозревать Пегги… Смешно! Да ей такая мысль даже в голову не придет!
А только подумать, что Сэр Фрэнсис…
Най замер. В глубине сада Сэр Фрэнсис сосредоточенно тянул из земли червячка. Разделавшись с добычей, селезень поковылял в траву выискивать новую пищу.
Вдруг птица настороженно остановилась.
Роберт решительно пересек лужайку. После возвращения из больницы Пег с головой уйдет в заботы о малыше Стивене, и ей будет не до Сэра Фрэнсиса. Ребенок, одно, другое…
Да, лучшего момента не придумать!
— Иди-ка сюда… — Роберт ловко схватил селезня. — Не ловить тебе тут больше жуков-пауков!
Сэр Фрэнсис яростно боролся, клевался, пронзительно кричал… Най отнес селезня в дом, посадил в извлеченный из шкафа чемоданчик и, защелкнув замок, с облегчением вытер лицо. И куда теперь? На ферму? До нее всего полчаса езды. Но вот найдет ли он тот домик? Что ж, попытка не пытка.
Роберт положил чемодан на заднее сиденье машины. Всю дорогу Сэр Фрэнсис, вне себя от злости, громко негодующе крякал, но по мере удаления от дома гнев птицы сменился горестным отчаянием.
Жене Роберт ни словом не обмолвился о происшествии.
Пегги почти не заговаривала о Сэре Фрэнсисе, осознав, что ее любимца больше нет. Целую неделю она ходила необычно притихшая, но как будто смирилась с пропажей селезня. Впрочем, постепенно миссис Най снова повеселела, смеялась как ни в чем не бывало и играла в саду с крохой Стивеном. Перебирая мягкие волосы сына, Пегги как-то воскликнула:
— Смотри, совсем как пух!
Роберта охватила досада. Почему как пух? Скорее уж как шелк! Тем не менее он согласно кивнул.
Стивен рос здоровым, веселым малышом. Долгими часами он нежился на солнышке в тихом саду, под ивой, в ласковых руках матери. Спустя несколько лет Стивен превратился в чудесного большеглазого мальчугана — правда, был не слишком разговорчив и сторонился других детей, предпочитая играть сам с собой: иногда в саду, иногда в своей комнате наверху.
Больше всего на свете мальчик любил цветы. Когда садовник высаживал растения, он непременно шел вслед за ним и с величайшей серьезностью наблюдал за работой — Стивена интересовала каждая посеянная пригоршня семян, каждый слабый росток, опущенный в теплую почву в комочке торфа.
Порой Роберт откладывал работу и, засунув руки в карманы, с сигаретой во рту, останавливался перед окном гостиной, глядя, как сын молча играет под кустом на лужайке. Когда Стивену минуло пять лет, он начал интересоваться книгами с историями в картинках, которые ему приносила Пегги. Они с матерью уходили в сад и увлеченно, часами, листали красочные страницы.
Роберт тем временем угрюмо смотрел на них из окна, несчастный и позабытый. До чего же паршивое чувство! А он столько лет мечтал о сыне…
В душе вдруг шевельнулась тревога. Най снова вспомнил о Сэре Фрэнсисе и словах Тома Линдквиста, однако сразу раздраженно отмел неприятные мысли. Но ведь они с мальчиком так далеки друг от друга! Как же наладить контакт?
Он задумался…
Погожим осенним утром Роберт вышел на заднее крыльцо подышать свежим воздухом. Пегги ушла в универмаг и, кроме того, собиралась зайти к парикмахеру — это означало, что домой она вернется не скоро.
Роберт неторопливо огляделся по сторонам. Малыш сидел за низким столиком, который ему подарили на день рождения, и раскрашивал картинки. Стивен был полностью поглощен своим занятием, на детском личике застыло выражение крайней сосредоточенности. Ступая по влажной траве, Най медленно двинулся к ребенку.
Мальчик поднял голову и отложил карандаши. Смущенно, но дружелюбно улыбаясь, он глядел на приближающегося Роберта. Тот остановился у стола и нерешительно улыбнулся в ответ.
— Что? — сказал Стивен.
— Не против, если я присоединюсь?
— Нет.
Най растерянно потер подбородок и после легкой заминки спросил:
— Ну, чем занимаешься?
— Занимаюсь?
— Вижу, у тебя карандаши…
— Рисую.
Стивен показал ему рисунок; какое-то время оба внимательно рассматривали изображенный на листе большой желтый овал — на первый взгляд подобие лимона.
