— Хоппи так здорово изображал Дейнджерфильда, что можно было подумать — он превратился в него.
Аудитория кивками выразила согласие.
— У тебя нет никакого брата, Эди, — сказал Хоппи девочке, — почему ты говоришь, что твой брат хочет слушать чтение, если у тебя его нет?
Он продолжал смеяться, но девочка молчала.
— Его можно увидеть? — спросил он. — Я могу поговорить с ним? Дай мне с ним поговорить — и я его изображу.
Сейчас он так хохотал, что у него выступили слезы, и он должен был вытереть глаза экстензором.
— Вот это будет представление! — сказал Кэс Стоун.
— Хотелось бы послушать, — хихикнул Эрл Кольвиг, — давай–ка, Хоппи.
— Я изображу его вам, — пообещал Хоппи, развалившись в центре фокомобиля, — как только братец заговорит со мной. Я жду, — сказал он девочке.
— Хватит, — воскликнула Бонни Келлер, — оставь моего ребенка в покое!
Щеки ее гневно вспыхнули.
Не обращая на нее внимания, Хоппи обратился к Эди:
— Где он? Скажи — где? Близко?
— Наклонись поближе ко мне, — сказала Эди, — и он поговорит с тобой.
Ее лицо, как и лицо ее матери, пылало гневом.
Хоппи нагнулся к ней, склонив голову набок, иронически показывая, что он весь — весь внимание.
Голос в глубине его, казавшийся частью его внутреннего мира, сказал:
— Ты починил проигрыватель? Как ты на самом деле починил его?
Хоппи вскрикнул.
Каждый заметил, как он побледнел. Каждый вскочил на ноги, никто не смеялся.
— Я слышал Джима Фергюссона, — прошептал Хоппи.
Девочка спокойно смотрела на него.
— Хотите, чтобы мой брат сказал вам еще что–нибудь, мистер Харрингтон? Скажи ему еще несколько слов, Билл, он хочет тебя послушать.
И снова в мозгу Хоппи зазвучал голос:
— Такое впечатление, что ты исцелил его, сделал сломанную пружину снова целой…
Хоппи резко рванулся с места и покатил свою коляску в дальний конец холла, остановился там, задыхаясь, стараясь держаться как можно дальше от девочки Келлеров. Сердце его колотилось, и он смотрел на нее. Она молча ответила ему взглядом, но на лице ее показалась легкая улыбка.
— Вы слышали моего брата, не так ли? — спросила она.
— Да, — ответил Хоппи, — да, я слышал.
— И вы знаете, где он?
— Да, — кивнул он, — не делай так больше. Пожалуйста. Если хочешь, я никого больше не буду изображать. Договорились?
Он умоляюще смотрел на нее, не получая ответа, не слыша обещания.
Медленно и жестко девочка сказала:
— Вы можете увидеть его, если хотите, мистер Харрингтон. Хотите посмотреть, как он выглядит?
— Нет, — ответил он, — не хочу.
— Он напугал вас? — Сейчас девочка открыто насмехалась над ним, но улыбка ее была пустой и холодной. — Мой брат просто отплатил вам за то, что вы мне не поверили. Он рассердился, поэтому и сделал так.
Подойдя к Хоппи, Джордж Келлер спросил:
— Что случилось, Хоппи?
— Ничего, — ответил тот коротко.
Как он напугал меня, думал Хоппи. Одурачил меня, изображая Джима Фергюссона. Он заставил меня поверить… я действительно подумал, что это Джим. Эди была зачата в тот день, когда Джим погиб, когда упала бомба. Я знаю, потому что Бонни говорила мне об этом однажды. И Билл был зачат тогда же. Нет, это неправда — это не Джим, это имитация.
— Видишь, — сказала девочка, — он умеет имитировать.
— Да, — кивнул он, дрожа, — да.
— Правда, здорово? — Темные глаза Эди сияли.
— Да, очень хорошо, — сказал Хоппи.
Так же хорошо, как я, думал он. Может быть, лучше меня. Следует быть с ним поосторожнее, думал он, с этим братцем Биллом. Следует держаться от него подальше. Я получил хороший урок.
Это мог быть и Фергюссон, понял он. Рожденный снова, воплотившийся, как говорится. Бомба могла повлиять каким–то особенным образом, как — я не понимаю. Тогда это вовсе не имитация, и я был прав первый раз, но как убедиться в этом? Он мне не расскажет, он ненавидит меня. Наверное, потому, что я смеялся над его сестрой. Я дал маху. Не следовало так делать.
— Там–та–ра–рам! — сказал он, и люди обернулись к нему. Он снова завладел вниманием аудитории. — Ну вот и ваш старый приятель, — сказал он. Но он говорил механически, голос его дрожал. Он смотрел на них, но они все опускали глаза. — Может быть, мы сможем немного продлить чтение, — сказал он. — Брат Эди хочет послушать.
Ты можешь получить все, что хочешь, мысленно обратился он к Биллу Келлеру. И чтение, и что угодно. Сколько ты пробыл там? Только семь лет? Больше похоже на вечность. Кажется, что ты существовал всегда. Со мной говорило ужасно старое, сморщенное, белое существо. Нечто маленькое, но тяжелое, плавающее. Губы, заросшие пушистыми волосами, которые ниспадают сухими космами. Держу пари, что это Фергюссон. Он там, внутри этого ребенка. Интересно, сможет ли он выбраться наружу?
Эди Келлер спросила своего брата Билла:
— Что ты такого наговорил ему, что он так перепугался? На нем лица не было.
Знакомый голос внутри ее ответил:
— Я превратился в человека, которого он знал раньше. В того, кто сейчас мертв.
— А, — сказала Эди, — вот в чем дело. Я подозревала что–то в этом роде. — Она была взволнована. — Ты собираешься сделать с ним еще что–нибудь?
— Если он мне не понравится, — сказал Билл, — я могу и не то с ним сделать. Много чего…
— Откуда ты знаешь о том мертвом?
— Ну, — сказал Билл, — потому что — ты знаешь — я ведь тоже мертв.
Он захихикал где–то в глубине ее живота, и она задрожала.
— Нет, ты — нет, — сказала она. — Ты живой, такой же, как я, поэтому не говори так. Это неправда.
Она испугалась.
Билл сказал:
— Я просто придуриваюсь. Извини. Хотел бы я видеть его лицо. Как он выглядел?
— Когда ты заговорил с ним — чудесно, — сказала Эди. — Лицо его вытянулось, как у лягушки. Но ты ведь не знаешь, на что похожи лягушки, ты вообще ничего не знаешь. Поэтому нет смысла тебе рассказывать.
— Хотел бы я выбраться наружу, — жалобно сказал Билл, — родиться как все. Может быть, я и смогу — попозже?
— Доктор Стокстилл говорит, что — нет.
— Тогда не может ли он помочь? Мне казалось, ты говорила…
— Я ошибалась, — сказала Эди, — я думала, он может сделать маленькую круглую дырочку, и все, но он сказал — нет.
Ее брат глубоко вздохнул и замолчал.
