Потом ее мысли приняли более практический оборот: может быть, все дело в том, что я просто не встретила подходящего мужчину. Но еще не поздно, я молода, я не растолстела, все говорят, что у меня великолепные зубы. Пока еще все возможно, надо только ждать.
Впереди показался Форестер–холл, старомодное белое деревянное здание с заколоченными окнами — вылетевшие стекла так и не вставили снова, и уже никогда не вставят. Может быть, Дейнджерфильд, если он еще не умер от язвенного кровотечения, мог бы передать мое объявление, думала Бонни. Интересно, как бы это пережила коммуна? Или лучше дать объявление в «Ньюс энд вьюс», позволить потасканному пьянчужке Полу Дитцу печатать маленькую заметку от моего имени в течение шести или более месяцев?
Открыв двери Форестер–холла, она услышала знакомый дружелюбный голос Уолта Дейнджерфильда. Он читал книгу. Бонни увидела лица слушающих: на одних отражалось волнение, на других — неприкрытое удовольствие… Она заметила скромно сидящих в углу зала двух человек: Эндрю Джилла и стройного симпатичного молодого негра — того самого, который обрушил крышу хрупкой постройки несовершенной адаптации Блутгельда. Бонни стояла в дверях, не зная, что делать.
За ней в зал вошли Барнс и Стокстилл и с ними Бруно. Первые двое привычно начали искать свободное место в переполненном зале, а Бруно, который никогда раньше не показывался в холле во время передачи, остановился в растерянности, как будто он не мог разобрать слов, звучащих из маленького приемника на батарейках.
Озадаченный, он встал позади Бонни, потирая лоб и рассматривая собравшихся в зале. Он вопросительно посмотрел на Бонни застывшим взглядом, затем последовал за Барнсом и Стокстиллом. И тут он увидел негра. Он остановился. Он повернулся к Бонни, и выражение его лица изменилось: она прочла на нем ужасное разрушительное подозрение, точнее, уверенность, что он проник в суть увиденного.
— Бонни, — пробормотал он, — вы должны увести его отсюда.
— Я не могу, — просто ответила она.
— Если вы не уведете его, — сказал Бруно, — я снова заставлю бомбы падать.
Она пристально изучала его и затем услышала свой собственный голос, сухой и резкий:
— Неужели? Это то, чего вы хотите, Бруно?
— Я должен, — бормотал он без всякого выражения, глядя на нее невидящими глазами. Он был полностью погружен в свои мысли, в изменения, происходившие в нем. — Извините, но сначала я заставлю бомбы взорваться в верхних слоях атмосферы, как и в прошлый раз. Если это не поможет, тогда я позволю им падать вниз, и они поразят каждого. Пожалуйста, простите меня, Бонни, но должен же я защитить себя!
Он попытался улыбнуться, но его беззубый рот только исказился от нервной дрожи.
Бонни спросила:
— Вы на самом деле способны на это? Точно?
— Да, — кивнул он.
Он говорил уверенно, он всегда был так уверен в своих силах. Один раз он вызвал войну и может вызвать ее опять, если они доведут его до этого. Она не видела в его глазах ни тени растерянности или сомнения.
— Такая мощь — у одного человека, — сказала она. — Не странно ли, что все досталось одному?
— Да, — согласился он, — здесь вся сила мира, собранная вместе. Я — ее центр. Бог повелел, чтобы было так.
— Как он ошибся! — сказала она.
Бруно мрачно посмотрел на нее:
— И вы тоже! Я думал, вы никогда не пойдете против меня, Бонни.
Она ничего не ответила, она нашла свободное место и села, не обращая больше внимания на Блутгельда. Она больше не могла; она терпела годы, и сейчас наконец она ничем не могла ему помочь.
Сидевший неподалеку Стокстилл наклонился к ней и сказал:
— Вы знаете, что негр здесь, в зале?
— Да, — кивнула она, — знаю.
Сидя совершенно прямо, она сосредоточилась на словах, звучащих из радиоприемника. Она слушала Дейнджерфильда, и плевать ей было на все, что происходило вокруг.
Кончено, думала она. От меня ничего не зависит. Что бы он ни делал, что бы с ним ни случилось — это не моя вина. Что бы ни случилось со всеми нами. Я не могу больше нести ответственность. Это продолжалось слишком долго, и я рада наконец выбраться из–под гнета.
Как легко, думала она. Слава богу!
Сейчас все должно начаться снова, думал Бруно Блутгельд. Война. Выбора нет, меня вынуждают к действию. Мне жаль людей. Им всем придется пострадать, но, может быть, те, кто уцелеет, искупят свои грехи. Может быть, в конце концов, все к лучшему.
Он сел, сложил руки, закрыл глаза и сосредоточился, собираясь с мыслями. Растите, сказал он всем подвластным ему мировым силам. Объединяйтесь и становитесь такими же могучими, как в прошлый раз. Мне снова нужна вся ваша мощь.
Однако голос, исходящий из динамика, раздражал его и мешал сосредоточиться. Он отвлекся и подумал: мне не должны мешать, это противоречит Плану. Кто там говорит? Они все слушают… они что, получают от него указания?
Он спросил у человека, сидевшего рядом:
— Тот, кого мы слушаем, — это кто?
Пожилой человек раздраженно повернул голову, чтобы взглянуть на Блутгельда.
— Это же Уолт Дейнджерфильд, — ответил он с выражением крайнего удивления.
— Никогда не слышал о нем, — сказал Бруно. — Откуда он говорит?
— С сателлита, — буркнул пожилой человек уничтожающе и снова стал слушать.
Сейчас я вспомнил, подумал Бруно. Вот почему мы пришли сюда: слушать сателлит. Слушать человека, говорящего сверху.
Погибни, приказал он, мысленно сосредоточившись на небе над головой. Прекрати, потому что ты умышленно досаждаешь мне, мешаешь моему делу. Бруно ждал, но голос не умолкал.
— Почему он не перестает говорить? — спросил он человека, сидевшего с другой стороны. — Как он может продолжать?
Немного ошеломленный, тот сказал:
— Вы имеете в виду его болезнь? Он сделал запись давно, еще до того, как заболел.
— Болезнь, — повторил Бруно. — Понятно.
Он заставил человека на сателлите заболеть — это уже кое–что, но еще не все, только начало. Умри, подумал он, опять сосредоточившись на мысли о небе и сателлите над ними. Однако голос продолжал говорить.
Ты защищен от моего влияния, удивился Бруно. Они снабдили тебя экраном? Я сокрушу его. Ты, очевидно, долго готовился к моей атаке, но тебе это не поможет.
Пусть появится водородное устройство, приказал он. Пусть оно взорвется возле самого сателлита, чтобы лишить этого человека возможности сопротивляться. Затем пусть он умрет, отдавая себе отчет, на кого он посягнул. Бруно Блутгельд сосредоточился, сжал руки вместе, выдавливая силу из глубины своего мозга.
Но чтение все равно продолжалось.
Он очень силен, признал Бруно. Да, стоило восхититься таким человеком. На самом деле, думая о нем, Блутгельд слегка улыбался. Пусть теперь взорвется целая серия водородных устройств, приказал он. Пусть сателлит хорошенько тряхнет, пусть он наконец поймет…
