6
Закончив выступление, Джим Брискин сел, убежденный, что, по крайней мере, на этот раз не подкачал. Это была лучшая речь в его политической карьере и в некотором смысле единственная содержательная.
«Что дальше? — спросил он себя. — Сол ушел, а с ним и Патриция. Я выступил против могущественных и невероятно богатых братьев, Джорджа–Уолта, не говоря уже о Фисбе… Да и «Земные разработки» тоже не мелкие сошки. Они придут в ярость, узнав, что информация о совершенном ими открытии стала известна широкой публике. Но это не имеет значения. Так же как не имеет значения тот факт, что я обещал назначить частного детектива на пост генерального прокурора. Ничто не имеет значения. Я должен был выступить с речью сразу же после того, как получил информацию от Тито Кравелли, и я это сделал. И неважно, каковы будут последствия».
К Брискину подошел Фил Дэнвил и дружески похлопал его по спине.
— Отличная работа, Джим. Ты превзошел самого себя.
— Спасибо, Фил, — пробормотал Брискин.
Он чувствовал себя крайне уставшим. Кивнув на прощание телеоператорам, он вместе с Филом Дэнвилом присоединился к членам своей партии, ждавшим в задней части студии.
— Потом. Мне нужно чего–нибудь выпить, — сказал Джим, когда к нему потянулись многочисленные руки.
«Интересно, как поступит оппозиция? — размышлял он. — Что может сказать Билл Шварц? Собственно, ничего. Я выложил все как есть, и обратной дороги нет. Теперь, когда все знают, что существует возможность эмигрировать, дело двинется вперед семимильными шагами. Слава богу, хранилища наконец опустеют, что должно было случиться уже давно. Жаль, что я не знал об этом прежде, чем начал выступать за проект Бруно Мини, — неожиданно подумал он. — Я мог бы избежать разрыва с Солом. Но так или иначе, меня выберут».
— Джим, думаю, вы добились своего, — тихо проговорила Дороти Гилл.
— Вне всякого сомнения, — сказал Фил Дэнвил, довольно улыбаясь. — Что ты об этом думаешь, Дотти? Теперь все не так, как раньше. Где ты раскопал информацию, Джим? Вряд ли тебе это досталось даром…
— Да, — коротко ответил Брискин. — Я заплатил дорого. Но дал бы даже вдвое больше.
— А теперь пойдем выпьем, — сказал Фил. — За углом есть бар, я его заметил, когда мы сюда ехали. Идем.
Он направился к двери, за ним последовал Джим, глубоко засунув руки в карманы плаща.
Улица была заполнена людьми, махавшими ему руками и выкрикивавшими приветственные возгласы. Он тоже помахал в ответ. Среди его сторонников были как белые, так и цветные. «Хороший знак», — подумал он, двигаясь следом за полицейскими, прокладывавшими ему дорогу к бару.
Неожиданно из толпы к нему начала протискиваться невысокая рыжеволосая девушка в сверкающей пижаме из шкуры вуба — одежде, модной среди девушек из «Золотых врат». С трудом переводя дыхание, она спешила в его сторону.
— Мистер Брискин…
Джим остановился, недоумевая, кто это такая и что ей нужно. Судя по всему, одна из девиц Фисбы Ольт.
— Да? — улыбнулся он.
— Мистер Брискин, — выдохнула рыжеволосая девушка, — по спутнику ходят слухи, будто у Джорджа–Уолта есть какие–то дела с Верном Энджелом, шефом чистовиков. — Она схватила Брискина за руку. — Похоже, вас хотят убить. Будьте осторожны.
Видно было, что девушка очень взволнована.
— Как тебя зовут? — спросил Брискин.
— Спарки Риверс. Я там… работаю, мистер Брискин.
— Спасибо, Спарки. Я тебя запомню. Может быть, смогу дать тебе пост в правительстве, — улыбнулся он.
Девушка продолжала оставаться серьезной.
— Я пошутил, — сказал он. — Не грусти.
— Думаю, они в самом деле хотят вас убить, — снова предупредила Спарки.
— Не исключено, — пожал плечами Джим. Слегка наклонившись, он поцеловал девушку в лоб. — Ты тоже береги себя, — бросил он на прощание.
— Что собираешься делать, Джим? — помолчав, спросил его Фил Дэнвил.
— Ничего. А что я могу сделать? Остается только ждать. А сейчас я собираюсь просто выпить.
— Вы должны себя беречь, — сказала Дороти. — Что мы станем делать, если с вами что–то случится?
— Возможность эмиграции останется, даже если меня не будет, — ответил Брискин. — Вы сможете разбудить спящих. Как говорится в кантате сто сорок Баха: «Wachet auf» — «Спящие, проснитесь». Отныне эти слова должны стать вашим девизом.
— А вот и бар, — сообщил Фил Дэнвил.
Полицейский открыл перед ними дверь, и они один за другим вошли внутрь.
— Мистер Брискин? — послышался рядом с Джимом мужской голос. — Я Лэртон Сэндс–младший. Возможно, вы читали обо мне в гомеогазетах…
— О да, — ответил Джим, не ожидавший увидеть здесь трансплантолога. Он протянул руку. — Рад вас видеть, доктор Сэндс. Я хотел бы…
— Прошу прощения, но говорить буду я, — прервал его Сэндс. — Я хотел бы вам кое–что сообщить. Из–за вас двадцать лет моих изысканий теперь гроша ломаного не стоят. Можете не отвечать, я не намерен затевать с вами спор. Я говорю это лишь затем, чтобы вы знали причину, — сказал Сэндс, опуская руку в карман плаща. Достав лазерный пистолет, он направил его в грудь Джима Брискина. — Не понимаю, чем вам помешала моя самоотверженная работа ради больных, причем настолько помешала, что вы пошли против меня? Впрочем, не вы один. Но все–таки вы могли бы выбрать себе цель более достойную…
Он нажал на спуск. Пистолет не выстрелил. Лэртон Сэндс разочарованно посмотрел на свое оружие.
— Майра, моя жена, — почти извиняющимся тоном проговорил он. — Вынула энергетический заряд. Видимо, опасалась, что я захочу ее убить.
Он отшвырнул пистолет.
— Ну и что дальше, доктор? — после короткой паузы хрипло спросил Брискин.
— Ничего, Брискин, ничего. Будь у меня больше времени, я бы проверил пистолет. Но я спешил, чтобы застать вас здесь. Вы произнесли героическую речь, которая заставит людей поверить, что вы желаете решить их проблемы… Естественно, мы с вами куда лучше ориентируемся в истинном положении дел. Кстати, вы отдаете себе отчет в том, что разбудить всех гибов нереально? Вы не сможете сдержать обещание, поскольку некоторые из них уже мертвы. Я лично несу ответственность за смерть около четырехсот человек.
Джим Брискин ошеломленно смотрел на доктора.
— Да–да, — кивнул Сэндс. — У меня был доступ к хранилищам Департамента общественного благосостояния. Догадываетесь, о чем я? Изъятие каждого органа означало смерть одного человека, который уже не будет оживлен — никогда! Но полагаю, рано или поздно приходится сыграть козырной картой?
— И вы бы это сделали? — спросил Джим Брискин.
— Я уже это сделал, — поправил его Сэндс. — Прошу лишь помнить, что я убивал обреченных на скорую смерть, а взамен спасал жизнь кого–то живого и бодрствующего, полностью зависящего от моей помощи.
