— Они велели никому не рассказывать, — пробормотал Дуглас Куэйл тусклым, сонным от наркотика голосом. — Мы так договорились. Я и помнить-то не должен был. Только разве такое забудешь?
«Да уж, такое забыть трудно, — подумал Макклейн. — Хотя ты и не помнил ничего до настоящего момента».
— Они даже дали мне такой свиток, — продолжал бормотать Куэйл. — С выражением благодарности. Он спрятан у меня в квартире, я потом его покажу.
— Я бы советовал не убивать его, — повернулся Макклейн к появившемуся в лаборатории интерплановцу. — А то они вернутся.
— А еще они дали мне невидимую уничтожающую волшебную палочку. — Теперь глаза Куэйла закрылись совсем. — Вот ею я и убил того человека на Марсе, к которому меня послали. Она в ящике, там же, где коробка с червями и водорослями.
Не сказав ни слова, офицер Интерплана выскользнул из лаборатории.
«Ну что ж, все эти игрушки можно спрятать назад, — отрешенно подумал Макклейн. Не спеша, нога за ногу, он побрел в свой кабинет. — В том числе и благодарность от Генерального Секретаря ООН. В конце концов… скоро появится настоящая».
РЫНОК СБЫТА
В субботу к одиннадцати утра миссис Эдна Бертельсон была уже готова отправиться в путь. Не считаясь с еженедельной потерей целых четырех часов своего бесценного рабочего времени, она всегда совершала прибыльную эту поездку сама, и всегда одна, чтобы не делиться ни с кем своей находкой.
А какое еще подберешь слово? Находка, потрясающий, невероятный подарок судьбы. Даже сравнить не с чем, а ведь миссис Бертельсон занималась торговлей уже пятьдесят три года. Даже больше, если считать годы, проведенные в лавке отца; только их, правду говоря, можно и не считать. Тогда она работала исключительно ради опыта (отец так ей и сказал), без всякой оплаты. И опыт действительно появился, она почувствовала, что это такое держать маленькую сельскую лавку, протирать залежавшиеся на прилавке карандаши, разворачивать рулончики липкой бумаги от мух, отпускать покупателям бобы и гонять кошку, которая повадилась спать на прилавке.
Теперь лавка одряхлела, да и сама миссис Бертельсон — тоже. Ее отец — крупный, плотный человек с густыми черными бровями — много уже лет как умер, дети и внуки разбрелись по всему свету, кто куда. Они появлялись в Уолнат Крике неожиданно, всегда поодиночке, проводили здесь, истекая потом, сухое, солнцем прокаленное лето и снова исчезали — поодиночке, как и приехали. С каждым прошедшим годом и она, и лавка горбились, становились все более хрупкими, а заодно — мрачными и даже страшноватыми. Чуть больше становились сами собой.
Еще с самого утра Джеки спросил:
— Бабушка, а ты куда?
Хотя, конечно же, прекрасно знал куда. Как и всегда, она отправлялась на своем грузовике в свою Субботнюю Поездку. Но Джеки нравилось спрашивать, ему нравилась неизменность получаемого ответа. Ему нравилось, что ответ всегда один и тот же.
На другой вопрос он получал другой неизменный ответ, но тут неизменность нравилась ему уже меньше. Вопрос был следующий:
— А можно мне с тобой? Ответом всегда было нет.
Эдна Бертельсон деловито таскала коробки и ящики из подсобного помещения своей лавки к старому угловатому грузовичку. Пыль покрывала грузовик толстым слоем, металлические, выкрашенные красным борта погнулись и проржавели. Двигатель был уже включен; астматически хрипя, он прогревался под полуденным солнцем. Рядом с колесами несколько замызганных куриц выклевывали что-то из пыльной пересохшей земли. На крыльце лавки распласталась толстая овца с белой клочкастой шерстью; вялая, скучная морда взирала на окружающую суету с полным безразличием. По бульвару Маунт Дьябло сновали машины. По авеню Лафайета слонялись немногочисленные покупатели — фермеры со своими женами, мелкие бизнесмены, подручные с ферм, несколько городских женщин — этих сразу отличишь по аляповатым брюкам, рубашкам с рисунками, сандалиям и шейным платкам. В лавке жестяной голос приемника старательно выводил какую-то навязшую в зубах мелодию.
— Я же спросил тебя, — сказал Джеки с гордым чувством собственной правоты. — Я спросил, куда ты едешь.
Трудно согнув закостеневшее с годами тело, миссис Бертельсон поднимала последнюю охапку коробок. Погрузки было немного, почти все сделал подсобник Арни еще с вечера. Здоровенный, неуклюжий, с белыми, как лен, волосами парень по прозвищу Швед выполнял в лавке всю тяжелую работу.
Серое морщинистое лицо миссис Бертельсон сосредоточенно нахмурилось.
— Что? — переспросила она, стряхнув оцепенение. — Ты прекрасно знаешь, куда я еду.
— А можно и я с тобой?
Миссис Бертельсон направилась в лавку взглянуть на бумаги. Не переставая канючить, Джеки потащился следом.
— Ну пожалуйста. А то ты никогда меня не берешь. Ты никого никогда не берешь.
— И не возьму, — раздраженно отмахнулась миссис Бертельсон. — Это никого не касается. — Но ведь я очень хочу с тобой, — объяснил Джеки.
Маленькая, иссохшая от старости женщина повернула седую голову; все еще острые глаза смотрели пристально и с насмешкой.
— Не ты один. — По тонким, бескровным губам скользнуло что-то вроде улыбки. — Все хотят, но никто не может, — закончила она негромко.
Это Джеки не понравилось; он сунул руки в карманы и мрачно забился в угол двора, не желая иметь ничего общего с тем, что его отрицало, осуждая деятельность, в которой не мог принять участия. Миссис Бертельсон словно о нем забыла. Она натянула на свои тощие плечи вылинявший голубой свитер, нашла солнечные очки, опустила за собой гибкую стальную дверь и быстрым шагом направилась к грузовику.
Сперва предстояло разрешить непростую задачу: включить сцепление. Некоторое время миссис Бертельсон с недовольным видом дергала рычаг скоростей, нетерпеливо ожидая, когда же зубья попадут на место. В конце концов шестеренки с лязгом и скрежетом зацепились, грузовик немного подпрыгнул, миссис Бертельсон облегченно вздохнула, прибавила газ и отпустила ручной тормоз.
Как только машина взревела и припадочными рывками двинулась по дороге, Джеки выскользнул из тени дома и бросился вслед. Матери не видно, двор словно вымер — только дремлющая на крыльце овца да две все так же скребущие землю курицы. Исчез даже Арни-Швед, прохлаждается, наверное, гденибудь. Прекрасный случай. Лучшего случая выполнить свое давнее твердое решение еще не представлялось и неизвестно, когда представится.
Ухватившись за задний борт, Джеки взметнулся вверх и ничком упал на предназначенный неизвестным покупателям товар. Грузовик подпрыгивал на ухабах и опасно раскачивался. Джеки держался из последних сил; он вцепился в ящики, подтянул под себя ноги и весь сжался, отчаянно стараясь не вылететь за борт. Постепенно дорога улучшилась, грузовик пошел ровнее; Джеки облегченно вздохнул и устроился поудобнее.
Он едет. Наконец-то, после стольких ожиданий, он сопровождает миссис Бертельсон. Он узнает, что же это такое — ее субботняя поездка, загадочная, еженедельно проводимая секретная операция, приносящая миссис Бертельсон — все так говорят — баснословные доходы. Никому не понятная поездка, в которой есть — без малейших сомнений — нечто потрясающее и удивительное, нечто стоящее всех его хлопот и волнений.
