— Драконы, — прошептала Таяна.
— Да, девочка, теперь их называют драконами. Слава Эрнис, более серьезных изменений не было замечено. Вот тогда эти события и связали с походом в Гавань… — Оракул на мгновение задумался, затем покачал головой. — Или не тогда, а чуть позже. Это не важно.
Денис нахмурился. Некоторое время он обдумывал слова Оракула. В принципе, несмотря на всю фантастичность рассказа, в нем была какая-то определенная, не вполне понятная, но явственно ощущаемая логика. Конечно, будь на его месте специалисты по физике пространства, работавшие на «Азервейс», они, наверное, смогли бы к каждому высказанному Оракулом те-зису подобрать и необходимую терминологию, и должную аргументацию. Но и того, что Денис понял, было достаточно, чтобы осознать — слияние миров, пусть даже довольно похожих, не обещает человечеству с обеих сторон ничего хорошего.
Наконец он поднял глаза на Дерека, молча ожидавшего вопросов.
— Значит, открытие портала в Гавань может повлечь катастрофические изменения в мире, так? И, несмотря на это, Зарид дер Рэй решился на такой шаг?
— Заридом двигали, по сути, родительские чувства. Он, разумеется, не сказал Совету всей правды — да и кто на его месте пустился бы в излишние откровения. Я знал правду и, кстати, настаивал, чтобы Зарид признался сразу… но он не послушал меня и сделал по-своему. Не буду осуждать… Дело в том, что Зарид был немолод. Он боялся, что урги, его народ, рождению которого он посвятил долгие годы своей жизни, забудут его, своего создателя. Боялся, что они найдут себе других богов. Он хотел остаться с ними навсегда, приглядывать за ними, давать советы, наставлять… по возможности — наказывать за непослушание. Смертное тело не слишком подходило для этих планов, и Зарид решил вырастить себе новое тело — несокрушимое, вечное. И величественное. Конечно, алмазное зерно было для этого самым подходящим материалом… но ему отказали.
— Он мог украсть, — пожал плечами Тернер. — Мог потребовать угрозами. Мало ли способов. Рисковать целым миром ради вонючего племени лесных уродов, это глупо.
— Видимо, в тот момент ему не пришло в голову ничего лучше. А что касается кражи… отношения среди членов Совета были сложными, но обвинение в краже могло поставить его вне закона, могло повлечь смертный приговор — а не существовало в наше время мага, способного выдержать совместный удар даже двоих Высших… хотя, пожалуй, Ульрих бы смог… двоих точно смог бы.
— А Зарид решил пойти за кристаллами сам.
— Верно, — кивнул Дерек. — И пошел. Прокол был не слишком большим, он все-таки не хотел рисковать зря. Туда и обратно, с конкретной целью — и не более. Он успешно вернулся… принес заклинания, принес кристалл. И сделал статую, идола — урги называют теперь его Алмазной Твердью, кажется. Во всяком случае, перевод с их языка на имперский звучит примерно так. Заклинания были отданы Зоргену… и, когда это стало необходимо, с его, разумеется, точки зрения, он их применил. Одним он сжег армию только зарождавшейся тогда Империи, в той самой битве… бойне, после которой его именем стали пугать детей. Вторым… вторым поджег плато у Хрустальной Цитадели, чтобы остановить идущие на штурм отряды ньорков и людей.
— Кажется, — тихо сказала Таяна, — я знаю, когда обнаружилась вторая табличка Кернера. Ведь там, не так ли? У стен Цитадели? Это с ее помощью вызвали дождь, который идет до сего дня?
— Ты догадлива, — устало улыбнулся Оракул. — Да, было так. Ну а третью использовали, чтобы уничтожить Ноэль-де-Тор, Шпиль Познания… эту табличку использовал Зарид. А заодно уничтожил и Ульриха, который находился в Ноэль-де-Тор в тот момент. Да, я вижу, тьер, ты усмехаешься… возможно, Зарид выкрал последнюю табличку из самых лучших побуждений, он не желал, чтобы библиотеки Цитадели попали в руки к врагу. И сделал то, что считал необходимым. А когда был тяжело ранен во время битвы за Цитадель, перенес в собственноручно созданную статую свой дух, как я — в эту пешеру.
— О Эрнис… так, значит, это ургское божество — есть вечно живой Зарид дер Рэй? — охнула Таяна.
— Именно так. Вдумайтесь, это ведь очень важно. Зарид дер Рэй, живой, способный мыслить, способный на многое, — он находится среди ургов. И он, один из немногих ныне живущих… — губы Дерека тронула горькая усмешка, было ясно, что к «живущим» он причислял и себя, в какой-то мере, — так вот, он один из немногих, знающих способ пробивать мембраны меж мирами.
— Итак, это его магия дала возможность ургам разгромить наши… — Денис замялся, в языке, на котором шел разговор, не было подходящего термина, — наши лаборатории?
— Не совсем. — В голосе Дерека слышалась явная печаль. — У Зарида в оковах алмазной плоти не так много возможностей. Но ему помогли… вы сами помогли. Ваши эксперименты, как я понял из того, что прочитал в твоей памяти, были связаны с мгновенным перемещением в пространстве, так? А что ж это такое, как не самый настоящий прокол?
— Значит, если эксперименты прекратятся, то урги не смогут больше открывать эти врата?
Денис почувствовал, как на душе становится немного легче. Разумеется, эксперты «Азервейс» уже вычислили взаимосвязь между экспериментами на «Сигмах» и таинственной гибелью станций. Если сейчас закроют программу, то Земле не будет ничего угрожать…
— Ты невнимательно слушал, — сокрушенно покачал головой Дерек. — Слишком много проколов, слишком большие перемещения лю… ургов между мирами, слишком ослабла мембрана. Сейчас она готова окончательно порваться из-за любой мелочи, а у Зарида вполне достанет сил, чтобы прокалывать мембрану одним лишь усилием собственной воли. Конечно, все это в большей или меньшей мере лишь предположения. Но, боюсь, нашему миру… и твоему, Денис, тоже, грозит огромная опасность. И я не знаю, что можно сделать. Давайте будем думать вместе — и я молю Эрнис, чтобы кому-нибудь пришла на ум хорошая идея.
12. НАШЕСТВИЕ
Кто я, Ур-Шагал, провидец и летописец? Если Вечный, даровавший мне умение переносить на пергамент события этих дней, тем самым выделил меня, превратив в нечто особенное, то почему же меня все время терзают сомнения в моем предназначении ? А если я принадлежу народу ургов, то почему отряды, проходящие мимо моего дома, не вселяют в мою душу радость и гордость за мой народ? Почему, когда я смотрю на наших воинов, то вижу не горы добычи, не многочисленных пленников и могучих бойцов, покрывших себя славой, а только лишь смерть, грабежи, разорение… И не дым жертвенных костров стоит у меня перед глазами — то дым горящих ургских селений…
Вопросы, вопросы роятся в моей голове, и перо уже не раз помимо моей воли наносило на белые листы страшное слово — война. Да… возможно, вы, дети мои, читая эти строки, лишь рассмеетесь над причудами старика, редко берущего в руки боевой топор. Что поделать, среди народа ургов немногим дано умение говорить с грядущими поколениями с помощью пера. И немногим есть что сказать своим потомкам — разве что поведать о количестве взятой добычи и о раскроенных черепах. А я все чаще задумываюсь, а в этом ли состоит истинная гордость воина?А может, цель жизни бойца — хранить, пусть и силою оружия, мир для своей семьи?
