Но оказалось, что Хирадж забыл сказать еще об одном товаре.
– Господин! – внезапно окликнул меня Иуалат. – Погляди-ка, что я нашел! Не иначе как дар для фара-она!
Обернувшись, я увидел, что он вытаскивает из груды тканей девушку. Ей, наверное, было лет шестнадцать; невысокая, стройная, с милым округлым личиком и пухлыми губами, она не походила на финикийку или женщину из тех народов, что жили поблизости от финикийских владений. Кожа светлая, глаза серые, волосы цвета бронзы падают волной, белый хитончик заколот пряжкой с ликом богини, вырезанным на раковине…
Эллинка, подумал я, рабыня. Вытянул руку к ней и негромко сказал:
– Хайре! Не бойся, девушка. Как тебя зовут? Откуда ты?
Она поняла.
– Дафна из Коринфа, господин. – И повторила, прижав к груди тонкие пальцы: – Дафна!
20
Стан Пекрура на озере Пер-Рамесс выглядел не очень внушительно: навесы, крытые тростником, где ночевали воины, полсотни костровых ям с котлами для варки пищи, несколько полотняных палаток вождей и колья, вбитые в берег, у которых покачивалось тринадцать кораблей. В загоне, что находился около лагеря, блеяли овцы, а быки и коровы, предчувствуя свою судьбу, мрачно пережевывали жвачку; те и другие были, конечно, экспроприированы в соседних деревушках. Ни лошадей, ни колесниц, ни ярких стягов, ни вала и рва или иных укреплений… Несомненно, лагерь ахейцев под Троей выглядел гораздо внушительней, не говоря уж о воинстве Яхмоса, обложившем Шарухен. Но за века своих странствий я привык видеть всякие армии, маленькие и большие; я знал, что первое впечатление от многолюдства или, наоборот, малочисленности, не соответствует силе и боевому духу войска. Людей, которых привели сюда родичи и союзники Пемалхима, было лишь немногим больше, чем в моем отряде под Шарухеном, но они могли разорить всю округу, перебить крестьян и скот, сжечь городки и деревни, не защищенные стенами, вырубить плодовые деревья и вывезти из житниц запасы фруктов и зерна – в общем, натворить таких же бед, как стая оголодавшей саранчи. Их пребывание здесь, в северных землях Дельты, являлось серьезной проблемой для Урдманы, не говоря уж о прямой военной угрозе.
Мы причалили к берегу, набросили канаты на сваи и сошли на твердую землю. Относительно твердую, ибо между берегом и лагерем лежала заболоченная низина. Пер-Рамесс, как и другие озера и протоки Дельты, не был постоянной величиной; в зависимости от уровня нильских вод в период половодья этот бассейн то разливался широко, то отступал от возвышенностей с усадьбами знати и крестьянскими хижинами, а в сезон засухи вообще превращался в мутную лужу, отрезанную от нильского рукава. В засуху никакой возможности добраться сюда на кораблях не имелось, и любой поход был затруднен – пришлось бы месить грязь на дорогах или глотать пыль под жарким солнцем и переправляться через все водные потоки, какие попадутся на пути. По прежним своим погружениям я неплохо знал Дельту (насколько можно узнать столь переменчивый ландшафт), и помнилось мне, что Танис, град фараона, лежит на востоке, по другую сторону озера, а Мендес – километрах в двадцати к северу, за невысокими холмами, пастбищами и пальмовыми рощами. Расстояние как раз такое, какое нетрудно преодолеть за один дневной переход, но торопиться с атакой явно не стоило: во-первых, воинство кормилось на чужой земле, а во-вторых, бойцы, отшагавшие двадцать километров, больше устанут, чем те, что сидят на месте.
Нас встречала половина лагеря – все, кто не спал, не ел и не пил. Князья отличались от простых воинов накидками из леопардовых и львиных шкур, нагрудными пластинами, украшенными чеканкой, шлемами с перьями и оружием, отделанным серебром и бирюзой. Кажется, они принарядились по торжественному случаю, дабы оказать мне честь; было их десятка два – яркое пятно в центре толпы босых полуголых воинов. Пекрур оказался невысоким, тощим и жилистым мужчиной за пятьдесят, с властным лицом, изрезанным морщинами; атлетически сложенный кузен Петхонс из Песопта был примерно моего возраста, а Улхени из Медума – совсем мальчишкой, еще не достигшим двадцатилетия. Остальные предводители, с которыми, надо думать, я тоже состоял в отдаленном родстве, держались на шаг позади этой троицы. Темные или светлые глаза и волосы, кожа посветлей или посмуглей, в зависимости от примеси египетской крови, но физиономии у всех свирепые, а тела мускулистые, покрытые шрамами. Еще не измельчала разбойничья порода, подумал я и бросился в объятия Пекрура.
– Пемалхим! Сын мой Пема! Ты здесь, хвала Амону! – Его сухие руки были неожиданно сильными. – Сегодня вечером мы будем пировать… – Он бросил цепкий взгляд на моих воинов и с удивлением сказал: – Корабль твой велик, но бойцов ты привел не много, клянусь полями Иалу! Что-то случилось?
– В двух днях пути отсюда мы повстречались с Асушей, сыном Урдманы, – сказал я и покосился на бурдюк в руках Иуалата.
– С Асушей! – кузен Петхонс, почти такой же рослый, как я сам, придвинулся ближе. – С Асушей, чтоб его печень протухла! И что же, брат? Где он теперь?
– В том бурдюке. Все, что от него осталось. Прочее, вместе с печенкой, уже сожрали рыбы.
Иуалат поднял бурдюк, потряс им над головой, и князья, а за ними и простые воины, взволнованно загудели. «Пемалхим, – слышалось мне, – Пемалхим, страж Гелиополя… бесстрашный, могучий… потомок Инара… Пема взял первую кровь…»
Петхонс гулко стукнул кулаком в могучую грудь, юный Улхени уставился на меня с восхищением, трое или четверо других родичей протянули руки, чтобы прикоснуться ко мне и взять частицу силы и удачи. Но были и такие, в чьих глазах мелькнула зависть.
– Ты великий воин, Пемалхим! Лев среди людей, подобный самому Инару-прародителю! О таких, как ты, говорят: он крепче камня, горячей огня, быстрее ветра! – торжественно провозгласил Пекрур. – Поведай нам, большой ли был отряд у Асуши? И всех ли вы прикончили?
– Всех. Они были так уверены в победе, что отправили гонцов к Урдмане, но одолеть нас так и не смогли. Мы убили всех! Я не пересчитывал врагов, но думаю, что сын Урдманы привел с полсотни человек. Может быть, шесть десятков.
– Целая дружина! – раздался чей-то громкий голос.
– И теперь они мертвы…
– Жрут речной песок…
– Остались без погребения, дети гиены…
– Крокодилы растерзали их…
– Боги наказали за святотатство…
– Сын Урдманы мертв…
– Урдмана! Поедатель дерьма, носящий клок на темени!
Последний выкрик удивил меня – «пожирателями кала» и «носящими клок» обзывали кушитов-эфиопов, меню и прически которых были весьма своеобразными. Впрочем, в жилах Урдманы могла течь и эфиопская кровь – ведь не прошло еще и двух десятилетий, как ассирийцы сокрушили пришельцев с юга.
Снова крепкие ладони на моих плечах и голос Пекрура:
– Ставь свой шатер рядом с моим, Пемалхим. Пусть твои воины поедят и отдохнут, а когда глаз Ра скроется от нас, мы будем жарить мясо быков и баранов Урдманы и пить в твою честь вино с его виноградников. Хей!
