— Вы хотите снять комнату, мистер Рейнуотер?
— Да. Я подыскиваю себе жилье.
— У меня еще не было возможности как следует прибраться в освободившейся комнате, но, как только я приведу ее в порядок, сразу покажу вам.
— О, я совсем не привередлив! — улыбнулся мужчина. — Готов снять комнату прямо сейчас.
— Нет-нет, что вы! — торопливо возразила Элла. — Я не могу сдать ее в таком виде. Мне нужно проветрить постель, все вымыть и вычистить. У меня есть свои правила, и я их не нарушаю.
— Это касается чистоты или постояльцев тоже?
— И того, и другого.
— Поэтому-то я и привел его к вам, — вставил свое слово доктор. — Всем известно, как безупречно чисто вы содержите свой пансион… Не говоря уж о превосходной еде, которую готовите для постояльцев. Это как раз то, что нужно мистеру Рейнуотеру, — тихое место, где он сможет чувствовать себя спокойно.
И конечно, в этот момент на кухне послышался страшный грохот, а вслед за ним душераздирающий крик.
2
Элла вскочила в ту же самую секунду.
— Прошу прощения, джентльмены.
Выбежав с этими словами из гостиной, она вихрем промчалась по коридору и ворвалась на кухню. Солли вопил во всю силу своих легких и тряс левой рукой.
Вся она, от запястья до плеча, была забрызгана горячим крахмалом. Несколько капель попало на грудь, буквально приклеив тонкую рубашку к телу мальчика. Кастрюлька, которую Элла оставила на плите, валялась на полу, а содержимое ее растекалось широкой голубой лужицей.
Даже не взглянув на пролитый крахмал, Элла судорожно прижала сына к груди:
— Ох, нет! Только не это! Господи боже мой, только не это!
— Холодную воду! Живо! — Доктор Кинкэйд, вбежавший на кухню сразу за Эллой, мгновенно оценил ситуацию.
Быстро открыв кран, он подтолкнул мальчика к раковине и сунул обожженную руку под струю.
— Где у вас лед? — Мистер Рейнуотер задал этот вопрос Маргарет, которая не замедлила прибежать на крик с заднего двора.
Помощница Эллы тоже громко взывала к Всевышнему, не успев даже узнать, в чем, собственно, дело.
Элла не стала дожидаться, когда Маргарет закончит причитать, и сама крикнула, пытаясь заглушить вопли Солли:
— Лед вон там, в ящике! Сегодня утром как раз привезли новый.
Вместе с доктором Кинкэйдом она пыталась удержать руку сына под струей холодной воды. Элла плеснула ее и на рубашку Солли, чтобы крахмал не жег ему грудь.
Впрочем, помочь ему было не так-то просто. Мальчик яростно размахивал правой рукой, ненароком попадая то по матери, то по доктору. Вдобавок к этому он все время лягался и мотал головой, пытаясь оттолкнуть и ту, и другого. В результате всего этого с полки на пол уже упали несколько чашек и тарелок, разбившись прямо в луже крахмала.
— Думаю, это ему поможет. — Мистер Рейнуотер подбежал к Элле с куском льда.
Мать и доктор удерживали руку Солли, а Рейнуотер приложил к обожженной коже, на которой появились ярко-красные пятна, лед.
Все это помогло — кричать мальчик в конце концов перестал. Однако он продолжал ритмично раскачиваться. Холодная вода уже была не нужна, и доктор закрыл кран. Элла заметила, что рукава его летнего пиджака вымочены по локоть. Лиф ее собственного платья и фартук тоже промокли.
— Спасибо. — Взяв у Рейнуотера кусок льда, она стала передвигать его по руке сына.
Молодая женщина села на стул, усадила Солли к себе на колени и начала тихонько утешать его, осторожно покачиваясь в такт с его движениями. Однако, прежде чем он затих, прошло немало времени.
Сестры Данн уже стояли на пороге кухни. Обе жалостливо вскрикивали и бормотали что-то ободряющее.
Маргарет судорожно сжимала в руке край фартука. Вторую руку она подняла к потолку и громко молила сквозь рыдания: «Господи Иисусе, помоги бедняжке Солли! Помоги ему, Господи!»
Конечно, Элла была благодарна Маргарет за молитвы и надеялась, что Господь внемлет ее словам, но сейчас причитания служанки вкупе с дуэтом сестер нужно было остановить.
— Маргарет, принеси ему конфету, — прервала она поток просьб о помощи к тому, у кого и без этого забот было много.
Ее негромкая просьба была сразу услышана — Маргарет, на полуслове прервав литанию, поправила фартук и вышла из кухни. Она отправилась в кладовую. Там за жестянками с сахаром и мукой Элла прятала пакет с конфетами. Ей приходилось это делать поневоле, ведь стоило Солли увидеть лакомство, как он падал на пол и отчаянно колотил ногами до тех пор, пока не доводил до изнеможения Эллу или самого себя. Обычно она сдавалась первой.
Леденцы Элла берегла на случай таких вот непредвиденных катастрофических ситуаций вроде сегодняшней.
Маргарет пробормотала, с трудом сдерживая рыдания:
— Это моя вина, миссис Баррон. Он все время играл на заднем дворе… Копался там в пыли… Вы же знаете, как он любит копать чем угодно, хоть щепкой… Я отвернулась буквально на одну минутку, чтобы повесить простыни. А еще через секунду услышала этот крик из дома. Мне так жалко Солли…
— Ну что ты, Маргарет! Тебе не о чем терзаться. Твоей вины в том, что случилось, нет. Уж я-то знаю, как быстро мой сын может сбежать из-под присмотра.
Однако Маргарет, открывая пакет с конфетами, по-прежнему продолжала причитать и жаловаться:
— Никогда не прощу себе этого! Нет-нет, это моя вина. Какую конфетку ты хочешь, золотце мое?
Поскольку Солли на вопрос ничего не ответил, а Маргарет могла задать их еще десять, Элла отправилась в кладовую сама. Она выбрала для сына леденец в белом фантике в оранжевую полоску. Мать не отдала Солли конфету в руки, а положила на стол. Мальчик тут же схватил леденец, развернул и принялся облизывать. Все с облегчением вздохнули.
— Позвольте, я взгляну на ожоги.
— Нет-нет, — Элла нахмурилась. Она вовсе не хотела, чтобы доктор снова растревожил ее сына. — Волдырей у него нет. Крахмал был не слишком горячий, я ведь его сварила час назад. Думаю, Солли и кричал-то не столько от боли, сколько от испуга, когда перевернул на себя эту кастрюльку.
— Какое счастье, что это была не…
Перл Данн замолчала на полуслове, получив ощутимый толчок в бок от сестры, — Вайолет была более тактичной. Впрочем, Элла и так прекрасно поняла, о чем подумала мисс Перл… О чем подумали все они… Какое счастье, что Солли опрокинул на себя кастрюльку с полуостывшим крахмалом, а не кастрюлю с кипятком.
Элла с нежностью погладила сына по голове, но тот недовольно отстранился от ее руки. Этот жест отозвался болью в ее сердце, однако Элла нарочито бодро улыбнулась всему обществу:
— Думаю, что больше беспокоиться не о чем.
