Затем отряд вступил в неведомые земли, продолжая следовать вдоль крутого речного берега; теперь, без пешего войска, они могли делать километров семьдесят в день. Раскинувшаяся вокруг страна казалась странной и древней, словно боги Айдена позабыли отделить здесь лес от поля, равнину от оврагов и холмов, твердь от влаги. Буйные тропические джунгли то подступали к самому берегу, то сменялись обширными участками голой, словно выжженной почвы, невысокими каменистыми плато, зарослями гигантской, по пояс всаднику, травы, песчаными дюнами или болотом. Река, верный поводырь путников, неизменно струилась на юг, разливаясь все шире и шире; течение ее замедлялось, вода стала затхлой и неприятной на вкус. Но все же это была вода! Без нее, при страшной жаре, которая мучила людей днем и не давала уснуть ночью, никто не протянул бы дольше суток.
В джунглях и зарослях трав обитали невиданные птицы и звери.
Большей частью с шестью конечностями, будто породил их не Айден, а некий другой мир, планета с более жарким климатом и вязкой ненадежной почвой, где ног требовалось побольше, как и зубов, рогов, шипов и прочего вооружения. Тут попадались большие бронированные твари с гибким панцирем, скачущие грызуны ростом с человека, шестирукие подобия лемуров и обезьян, от крохотных, пушистых, размером с кулак, до трехметровых клыкастых чудищ, а также прорва хищников, никак не подходивших под известную Одинцову классификацию. Не собачьи и не кошачьи, не рыси, не ягуары и не медведи, но все обитающие на деревьях, лазающие и прыгающие с ловкостью белок, хотя кое-какие экземпляры весили пару центнеров. Без трагедий с людьми не обошлось бы, но, похоже, вся эта хищная братия побаивалась тархов, а те вели себя с хищниками без церемоний – били, при случае, копытом и рогом и пожирали так же охотно, как листья, кору и траву.
Пожалуй, тархи здесь не новички, размышлял Одинцов, поглядывая на колонну мощных косматых зверей. Вдруг это место на краю болота – их настоящая родина? Дикие особи не попадаются, но, быть может, ттна переловили и одомашнили всех? А потом увезли на север в своих воздушных колесницах… Что им стоило! Ни болото, ни джунгли, ни степи и море для Древних не препятствие… Они летали в небе в пламени и громе…
На десятый день пути зной стал нестерпимым, солнце жгло как в аду. Одинцов велел понаделать плащей и накидок на манер туарегских бурнусов из предусмотрительно захваченного с собой полотна. На пятнадцатый день, когда ободья хайритских возов начали безнадежно вязнуть в топкой почве, а наполненный влажными миазмами воздух уже указывал на близость болота, он приказал соорудить второй укрепленный лагерь и двинулся дальше налегке, с каротской сотней Ильтара и своими оссцами; десять наиболее крепких айденитов, в том числе бар Кирот и бар Трог, ехали на вторых седлах. Так они двигались еще пять дней, пока Великая Топь окончательно не загородила дорогу.
Сейчас, подъехав к биваку, Одинцов увидел, что сотня хайритов с помощью своих зверей уже заканчивает сооружение плотной изгороди – колья и ветви для нее были нарублены в ближайшем лесу. Здесь, у самого болота, водились другие чудища, нежели в джунглях, огромные и не боявшиеся ничего, ни огня, ни копыт и рогов тархов. Позапрошлым вечером, едва хайриты разбили палатки и разожгли костры, из мрака выпрыгнула какая-то кошмарная тварь размером с носорога и попыталась задрать одного из скакунов. Когда хищник, изрешеченный дюжиной стрел, затих на земле, Одинцов внимательно рассмотрел его в свете факелов. Сомнений не было: изображение такого же шестиногого монстра, которого длинные задние лапы делали похожим на лягушку-переростка, было вычеканено на ножнах кинжала Асруда. Еще одна загадка… Одинцов помотал головой и велел выварить череп этого создания. Его соблазнили челюсти с клыками длиной в ладонь, прекрасное украшение для кабинета в Тагре… если он туда доберется, конечно.
Парни, трудившиеся над изгородью, двигались медленно и выглядели неважно. Покачав головой, Одинцов спрыгнул на землю, велел Чосу расседлать скакуна и направился в шатер Ильтара. Пожалуй, решил он, нет нужды торчать в этих гиблых краях. Светлый Айден надежно огородил свое царство от любопытства смертных – во всяком случае, на этом континенте.
Ильтар, пригорюнившись, сидел за столом вместе с молодым бар Киротом, наблюдая, как Ульм, его оруженосец, вышибает затычку из последнего бочонка с пивом. В углу на груде травы, накрытой шкурой, прилег бар Трог. Сардару ветеранов было под пятьдесят, и при такой жаре он мудро избегал лишних усилий.
– Садись, Эльс, брат мой. – Ильтар выудил из-под стола складной табурет. – Отпразднуем конец пути… Ну и гнусное местечко! – Он кивнул в сторону распахнутого входа, за которым парило болото. – Гнуснее мне еще не попадалось, клянусь Семью Ветрами!
– Все разъезды вернулись, – заметил бар Кирот. – На сто тысяч локтей на запад и восток одно и то же. Жара, вонь, змеи, ящерицы и эта проклятая топь.
– Вот и я говорю – сплошная гнусь, – подытожил Ильтар. – Ульм, наливай! Да не забудь чашу побольше почтенному бар Трогу! – Он, не отрываясь, опрокинул в рот изрядную порцию, потом заявил: – Всякое место, где не может проехать хайрит на своем тархе, является гнусным и подозрительным. Так что из него лучше убраться побыстрее. Кроме того, у нас кончилось пиво.
– Ты прав. – Одинцов с наслаждением сделал первый глоток. Пиво было теплым, но все же это было пиво, а не вонючая вода из болотистой реки. – И я думаю, что нас тут больше ничего не держит. Как ты считаешь, бар Трог?
– Отчет у писцов готов… Мы выполнили свой долг, и никто не упрекнет нас в лени или небрежении, – важно произнес пожилой сардар, с удовольствием принюхиваясь к поданной Ульмом чаше. – В жизни не видел такой гиблой дыры… А уж мне-то пришлось постранствовать за двадцать лет в Береговой Охране! Да еще десять, что на границе с Ксамом… – Он присосался к чаше, потом начал что-то чуть слышно бормотать – видимо, вспоминал былые дни и былые походы.
Не обращая больше на него внимания, Одинцов поднял глаза на бар Кирота. Молодой офицер кивнул, продемонстрировав, что штаб экспедиции находится в редком состоянии единодушия. Это случалось не часто: оба айденских сардара, молодой и старый, готовы были сцепиться друг с другом в любую минуту и по любому поводу, а на долю Одинцова с Ильтаром оставалась роль миротворцев.
– Бар Савалта бы сюда… – с вожделением пробормотал бар Кирот.
– Ткнуть бы его рожей и двумя ноздрями в эту зловонную лужу… Пусть вынюхивает путь на Юг… проклятая ищейка!
Одинцов не первый раз замечал, что милосердный Страж Спокойствия не слишком популярен среди армейской молодежи. Наверняка и в гвардии его не любили, если припомнить, как отзывался о щедрейшем казначее друг Ахар… Однако воле императора никто не прекословил; если властитель назначил бар Савалта на высокий пост, то так тому и быть. Революцией не пахнет, отметил Одинцов, а вслух произнес:
– Надеюсь, что вы оба, – он склонил голову в сторону бар Трога, потом подмигнул бар Кироту, – засвидетельствуете перед щедрейшим казначеем, что Аррах, сын Асруда, двигался к Югу, пока не стали подгибаться все шесть ног его скакуна. Конечно, если вы не согласны, я завтра же прикажу вязать плоты и попытаюсь вместе с вами, оставив храбрых хайритов на берегу, пересечь это море грязи и смрада…
