Она застонала и потянулась к оттопырившимся брюкам Линдсея, принявшись смело поглаживать его главное достоинство. Черт возьми, где скромница Анаис всему этому научилась?
– Прикоснись ко мне, Линдсей. Ласкай меня своим ртом, как тогда, в конюшне.
– М-м-м, да… – отозвался он, чувствуя, как пол снова уходит из-под ног. Опустив ее лиф, Линдсей взял в ладони соблазнительные округлости. И, открыв глаза, с трудом попытался сосредоточить взгляд на бледных грудях в его руках. Но вместо двух пышных, округлых полушарий перед глазами маячили четыре расплывчатых небольших мячика с неистово колебавшимися, будто танцующими сосками. Линдсей принялся моргать, силясь зафиксировать двоящееся изображение, чтобы припасть губами к Анаис и неистово ласкать ее груди, но чем больше он моргал, тем больше расплывалась перед глазами картинка.
– Попробуй меня на вкус, Линдсей, – подстегнула обольстительница, заполняя его ладони своими грудями, теми самыми грудями, что две ночи назад казались ему намного больше. Впрочем, теперь Линдсей явно пребывал не в здравом рассудке. Что-то неведомое управляло им. Даже в этой смутной пелене он не сомневался в том, что не одна только сила страстного желания стремительно неслась по его венам.
Линдсей попытался отбросить прочь все сомнения, все эти странные мысли. Он не должен овладевать Анаис прямо здесь, это было бы неправильно. Ради всего святого, он и так забрал ее девственность в конюшне, нельзя теперь взять Анаис вот так, у какой-то стены! Но он не мог сказать это собственному члену. Линдсей сгорал от желания быть с ней, погрузиться в ее соблазнительное, сочное тело. Он должен был услышать, как с уст Анаис слетает его имя, когда она закричит от блаженства. Ему нужно было услышать, что она любит его.
Давние страхи вдруг принялись настойчиво заползать в сознание Линдсея. Он отмахнулся от тягостных мыслей, но они вернулись, еще более упрямые, более ясные и убедительные. Нет, он не такой, как его отец. Линдсей никогда не погубил бы Анаис так, как его отец погубил его мать. Он любил Анаис. И знал, что будет любить ее вечно.
Желая показать Анаис всю силу своей страсти, Линдсей склонился к ее грудям и взял один из сосков в рот. Он жадно посасывал этот розовый холмик до тех пор, пока любимая не вцепилась ему в волосы пальцами и сладострастно не зашептала его имя, щекоча сбившимся дыханием его висок.
– Ты нужна мне, Анаис, – резко, судорожно бросил Линдсей. – Ты так мне нужна…
И все-таки что-то было не так. Он никак не мог отмахнуться от этой навязчивой мысли, снова и снова предательски вползавшей в голову, несмотря на все волшебство прикосновений Анаис. Определенно с его возлюбленной что-то происходило, что-то неправильное. Ее тело под пальцами Линдсея ощущалось не так восхитительно, как прежде – Анаис казалась слишком худой. А ему хотелось чувствовать ее такой, какой она была той ночью в конюшне – со всеми ее округлостями, мягкостями, пышными, чувственными формами.
– Скажи мне, – упрашивала чаровница, сжимая его член так, что Линдсей стонал от наслаждения и сладостной боли. – Скажи мне, что это намного лучше, чем в первый раз.
Он не мог отказать Анаис – не сейчас, когда она поглаживала его твердое копье через брюки. Он готов был взорваться, и все же его разум продолжал сопротивляться. Но Линдсей хотел доставить ей удовольствие. Черт возьми, как же сильно он хотел быть именно таким мужчиной, которого жаждет Анаис! А еще он отчаянно нуждался в разрядке. Боже, он больше не мог выносить эту чувственную пытку! Сейчас ему требовалось выплеснуть семя в руку Анаис и прижаться лицом к ее сладостно благоухающему горлу.
Она расстегнула брюки Линдсея, скользнула рукой внутрь и, найдя его член, принялась водить пальчиком вокруг влажной головки.
– Как же ты возбудился! Ты весь мокрый, уже изливаешь свое семя.
Член напрягся еще сильнее, и Линдсей толкнул бедрами вперед, вдохновляя ее не прекращать нежные поглаживания. Он никак не мог поверить, что его застенчивая крошка Анаис оказалась такой смелой. Но это только распаляло его. Чем больше дерзкая девчонка гладила мужское естество Линдсея, тем более возбужденным и безрассудным он становился.
– А ты, маленькая развратница, оказывается, умеешь раздразнить член, – прошептал Линдсей, когда она бесстыдно сжала в ладони его яички.
– А тебе нравится, как я дразню твой член?
– Мне кажется, ты знаешь ответ на свой вопрос, особенно после той нашей ночи.
– А я сейчас лучше, чем той ночью? – требовательно спросила она, не уставая воспламенять Линдсея своими неожиданно умелыми ласками. – Сейчас я лучше дразню твой член?
Он поднял юбку своей соблазнительницы и погладил ее обнаженные ягодицы. Странно, но теперь эта пикантная часть тела казалась другой, не такой, как он помнил, совсем не похожей на восхитительную, в форме сердечка попку Анаис. Но это была именно она, его любимая Анаис. Линдсей ощущал ее присутствие так же, как и всегда. Это та проклятая штука отравила его мозг, поселила в его сознании столь безумные мысли.
– Чего ты от меня хочешь, что мне сделать с этим? – дерзко спросила Анаис, еще крепче сжав мужское естество в своей руке.
– Пососи его, – простонал Линдсей, эти слова выплеснулись из его горла судорожным, хриплым дыханием, стоило вспомнить свою самую сокровенную фантазию. И тут же, повинуясь неистовому порыву, он почти яростно стал целовать, нуждаясь в ней так отчаянно, так безрассудно, как никогда прежде. – Я должен тебе сказать. Я не могу ждать. Я люблю тебя, – пылко хрипел Линдсей в перерывах между длинными, одурманивающими не хуже любых наркотиков поцелуями. – Я всегда тебя любил. И больше не могу этого скрывать. Не хочу прятать свои чувства. В моем сердце всегда была только ты – и навечно останешься в нем лишь ты, ты одна…
Чье-то судорожное, надрывное дыхание резко прервало мерный звук их вздохов. Линдсей взглянул на женщину в своих объятиях и сощурился, в который раз пытаясь сфокусировать взгляд на расплывавшемся перед глазами изображении. А потом картинка заметалась, неспешно обретя четкость, и он почувствовал, как содержимое его желудка угрожает хлынуть горлом и выплеснуться на пол. Линдсей смотрел на прижавшуюся к нему женщину и слышал лишь раздававшееся рядом яростное, полное отчаяния дыхание. Мысли лихорадочно заметались в голове, сознание никак не могло вместить то, что казалось просто невозможным.
Анаис застыла на месте, потрясенная, объятая ужасом. Смысл сцены, свидетельницей которой она только что невольно стала, с ошеломляющей скоростью завертелся в ее голове. Грудь Анаис стала стремительно подниматься и падать, сейчас она чувствовала себя так, словно кто-то накинул на ее горло широкую ленту и стал душить. Трясущимися руками бедняжка сорвала шляпку со своей головы. Неужели Линдсей мог так с ней поступить? Как это возможно, как – после всего, что их связывало, что произошло между ними в конюшне, так легко упасть в объятия другой?
– Боже праведный, ты давно здесь? – Ошеломленная Анаис не знала, почудились ей эти слова, или Линдсей действительно произнес их вслух.
