Анаис стойко выдержала этот взгляд, из последних сил подавляя предательскую слабость в обмякшем теле.
– Нас многое связывало в прошлом. Это было восхитительно и пылко. Но наши пути расходятся, у нас разное будущее.
Анаис попыталась выскользнуть из рук Линдсея, но он схватил ее за талию.
– Неужели ничего не осталось, Анаис? – Линдсей положил ладонь поверх ее груди, потом указательным пальцем обвел ее контуры, ощущая, как учащенно бьется сердце. – Ты больше не чувствуешь меня здесь?
Анаис пыталась найти в себе силы, чтобы солгать Линдсею. «Всякое дело вначале трудно», – твердила она себе. Стоит обмануть один раз, и дальше будет намного легче. «Это для его же блага», – крутилось в голове, хотя Анаис прекрасно знала, что это было ложью. Это нужно было сделать ради себя самой, ради собственного душевного покоя.
– Ничего не осталось, Линдсей, кроме воспоминаний. Думаю, будет лучше оставить прошлое там, где ему и надлежит быть, – позади.
– Нет, я не сделаю этого. Я не могу, не могу это сделать! Черт побери, я не отношусь к твоему прошлому, я – твое будущее, Анаис! Я всегда это знал, точно так же, как и ты сама.
– Многое изменилось. Уже слишком поздно вытаскивать прошлое на свет божий.
– Это неправда, это не может быть правдой!
– Боюсь, речь идет не только о тебе, обо мне и о том, что произошло почти год назад.
Его пальцы, сжимавшие плечи Анаис, впились в ее кожу.
– Что это, черт возьми, ты говоришь? Ты… ты… – Лицо Линдсея побледнело, из глубины его горла исторгся сдавленный мучительный звук. – Ты нашла кого-то еще? Любишь другого мужчину? Броутона…
И он едва не задохнулся от потрясения.
Во второй раз ложь должна была получиться легче, Анаис знала это. Но почему же ей было так тяжело обмануть? Почему Анаис не могла заставить себя смело взглянуть в полные боли глаза Линдсея и сказать, что она больше его не любит?
Воспользовавшись тем, что хватка Линдсея ослабла, Анаис выскользнула из его рук и соскочила с дивана.
– Мне жаль, если я заставила тебя страдать, Линдсей. Это было неумышленно. Я никогда не хотела причинить тебе боль, и точно так же я знаю, что ты никогда не собирался причинять боль мне.
Глаза Линдсея потемнели, и он поднялся с дивана, направившись к Анаис с такой мрачной решимостью, что она отпрянула. Линдсей шаг за шагом приближался к отступавшей Анаис, пока та не вжалась спиной в дверь. Встав возле Анаис, он пронзил ее смелым, испытующим взглядом.
– Ты была создана для одного мужчины, – с горячностью произнес Линдсей. – Рождена для одного-единственного мужчины. Ты – моя.
Его голос сорвался на болезненный шепот, руки метнулись вперед, ладони с силой уперлись в дверь, снова надежно пленяя Анаис.
– Ты была создана для того, чтобы любить меня, Анаис! И сейчас ты пытаешься убедить меня в том, что то мимолетное счастье, которое у меня было, то блаженство испытать тебя на вкус, все то сокровенное, что ты отдала мне, никогда уже не сможет стать моим?
Жар в его глазах опалил Анаис, и она отвела взгляд. Анаис никогда прежде не видела Линдсея в таком взрывоопасном состоянии. Его необузданность обескураживала, нервировала…
– Я замерзла, – дрожа, пролепетала Анаис. Она лгала и ненавидела себя за то, что вела себя словно робкая и слабая. Но ей требовалось убежать, спастись от сокрушительной силы и потребности, которые она видела в глазах Линдсея, – той отчаянной потребности, которая наверняка засияла бы и во взгляде Анаис, если бы, конечно, она позволила себе задержаться здесь, с ним, еще хотя бы на мгновение.
– Ты дрожишь, да, – тихо произнес Линдсей, наклонившись к шее Анаис и вдыхая ее аромат. Он прижимался так близко, что Анаис чувствовала легкое прикосновение его губ к мочке своего уха. – Но эта дрожь вызвана не холодом, а голодом – сексуальным голодом.
– Нет! – запротестовала Анаис. Она закрыла глаза и откинула голову назад, вжавшись в дверь.
– Да. Сейчас твое тело пробудилось рядом с моим. Точно так же, как это было прошлой ночью. Ты ведь все помнишь, не так ли? Это ощущение моего тела поверх твоего… Мои губы, порхавшие над твоей кожей, шершавость моего языка, омывавшего твое лоно, пока ты трепетала на пике блаженства, мечась подо мной…
Веки Анаис предательски распахнулись. И тут она заметила – увы, слишком поздно! – вспышку осознания в его глазах.
– Конечно ты помнишь! Ты сейчас дрожишь, потому что прекрасно помнишь все, что я делал с тобой и что ты тогда ощущала. Ты дрожишь потому, что помнишь, каково это – быть заполненной моим членом, помнишь наслаждение, которое испытывала, когда он все глубже вторгался внутрь тебя. И ты хочешь этого снова. Ты хочешь того, что я способен дать твоему телу. Ты хочешь того, что могу дать тебе только я.
– Я ничего не помню. – Дыхание Анаис участилось, ее соски превратились в упругие бутоны, которые терлись о корсет, заставляя самую сокровенную частичку ее тела возбужденно сжиматься.
– Я пометил тебя, – мрачно произнес Линдсей, заставляя ее ноги подкашиваться. – Помнишь, как я позволил себе излить семя на твой живот? Я посасывал твои груди, погрузившись в забытье оргазма… Скажи мне, как ты спрячешь мою метку на своей груди, Анаис? Когда деревенская швея захочет снять с тебя мерки, как ты утаишь метку, оставленную моим ртом, – моей страстью?
Анаис инстинктивно прикрыла ладонью выпуклость своей левой груди. Порочно, торжествующе улыбнувшись, Линдсей оторвал пальцы Анаис от ее плоти и опустил кружевной воротник лифа так, чтобы обнажить вершину ее груди, которая и без того чуть не вываливалась из тесного корсета. Не остановившись на этом, он подцепил пальцем край льняного корсета и дергал вниз до тех пор, пока наружу не показался маленький фиолетовый синяк рядом с ареолой.
– Вот свидетельство прошедшей ночи, которое нельзя отрицать. – Наклонившись к пышной груди, Линдсей поцеловал Анаис так нежно, что она едва не застонала от удовольствия. – Ты все еще собираешься отпираться? Неужели будешь притворяться, что мы не сгорали от страсти друг к другу? Будешь изо всех сил уверять, будто в тот самый момент, когда ты пылко металась подо мной, когда я ставил на тебе свою метку, думала о ком-то другом? Представляла того, кто, как ты ошибочно полагаешь, заменит меня в твоем сердце?
– Я прощаю тебя. – Анаис тяжело дышала, силясь успокоить разгулявшиеся чувства и вспомнить свою мантру. – Хватит на этом, достаточно.
– Нет, не достаточно! – взревел Линдсей, с силой ударив по двери позади Анаис. – Мне не нужны такие легкие уступки! Я хочу твоего гнева. Хочу чувствовать его. Хочу видеть его. Неужели ты не понимаешь? Мне не нужна твоя покорность. Эта покорность означает, что я одержал над тобой верх. Кипи от ненависти ко мне, кричи на меня – ударь меня, в конце концов! Но не стой передо мной вот так и не притворяйся, будто твое сердце не несется вскачь, а твое тело не молит о моих прикосновениях!
