– Броутон! – зарычал Линдсей, принявшись колотить кулаком по деревяшке. – Броутон, открой эту проклятую дверь. Немедленно!
– Я сейчас занят, – раздался холодный, сдержанный ответ.
Линдсей яростно пнул дверь носком сапога и попытался высадить ее плечом. Но коварная деревяшка не поддалась.
Красная пелена уже застилала глаза Линдсея, сейчас для него существовала лишь неудержимая ярость.
– Немедленно открой эту проклятую дверь, или каждый слуга в этом доме будет посвящен в то, что я должен сказать!
Кулак Линдсея снова завис в воздухе, готовый ударить в дверь снова, когда она неожиданно отворилась. Грубо ввалившись внутрь, Линдсей обнаружил Броутона стоящим посередине кабинета и взирающим на него с явным высокомерием.
Внутри у Линдсея все оборвалось. Ринувшись вперед, как взбесившийся бык, он достиг Броутона, приготовившись съездить кулаком по лицу бывшего друга.
– Ты, проклятый ублюдок! – зарычал Линдсей, задыхаясь от гнева. – Я убью тебя за это!
– Закрой дверь, Реберн, – резко бросил Броутон, обходя свой стол.
– Ты украл ее! Ты украл мою дочь!
– Выходит, ты узнал, не так ли? А как же ты вообще все это понял, ведь твоя голова обычно одурманена опиумом?
– Я позволю тебе пожить еще достаточно долго для того, чтобы рассказать мне, что я хочу узнать, а потом, – произнес Линдсей с ледяной четкостью, – я собираюсь выпустить тебе кишки и заставить тебя страдать за то, что ты совершил.
Губы Броутона искривились в полуулыбке, и он повернулся к Линдсею спиной.
– А что такого дурного я сделал? Всего лишь спас Анаис от неизбежного позора и унижения. Я спас ребенка, дал девочке дом, в котором она будет в безопасности, будет чувствовать себя любимой. Дал семью, которая позволит ей занять достойное место в светском обществе. Так скажи же мне, – вдруг тоже взревел Броутон, резко оборачиваясь к Линдсею, – почему я – проклятый злодей, если ты сам не предпринял ровным счетом ничего, предпочтя болтаться без дела на другом конце света, пока я исправлял твою ошибку?!
– Заткнись! – сквозь зубы вымучил Линдсей. – Появление этого ребенка на свет не было ошибкой, черт тебя возьми!
Броутон сделал шаг вперед.
– А где был ты, Реберн, когда ее тошнило каждое утро? Где ты был, пока Анаис плакала одна в саду, потому что осталась одна, в деликатном положении и ее тайну могли вот-вот раскрыть? Где ты был, когда Анаис нуждалась в ком-то, кто помог бы ей решить эту проблему и позаботиться о будущем ребенка? А я скажу тебе где – тебя днем с огнем было не разыскать! Ты пропадал где-то со своим обожаемым опиумом и своей трубкой. А я должен был расхлебывать ситуацию здесь. Оставаться здесь, чтобы утешать женщину, которую ты бросил беременной. Быть здесь, чтобы защищать репутацию друга, которого неизвестно где носило!
– Я был во Франции, разыскивал ее.
– Она не была ни в какой чертовой Франции, неужели ты не понимаешь? – огрызнулся Броутон. – Она все время находилась здесь, где ты ее и оставил носящей под сердцем твоего ребенка!
Броутон лгал. Анаис уверяла Линдсея, что была во Франции. И он признался, что отправился за ней следом. Впрочем, эта поездка во Францию могла оказаться еще одной ложью Анаис.
– Я ведь говорил, что тебе стоит заботиться о ней, беречь ее, но нет, ты сам все знал лучше. Ты и твой проклятый опиум…
– Да, я сделал неверный выбор, но это не дает тебе права на то, что ты сотворил. Ты отдал моего ребенка своему брату!
– Верно. Я хотел бы оставить ребенка себе, – поддел Броутон и улыбнулся, заметив, как сузились глаза Линдсея. – О, это действительно так! Я хотел жениться на Анаис, даже если бы это означало объявить твоего сына следующим графом Броутонским. Я был готов дать твоему ребенку свое имя, я был готов передать ему по наследству свой титул. Но Анаис не вышла бы за меня замуж. Даже несмотря на то, что ты изменил ей с Ребеккой и бросил, оставив одну с ребенком. Становилось все более и более очевидным, что ты не вернешься домой до рождения ребенка, но даже при этом она оставалась тебе верна. Она цеплялась за призрачную надежду, уповала на чудо, что ты вернешься и все исправишь.
– Я ничего об этом не знал!
– А почему ты не писал? Я почти каждый день наведывался в Эдем-Парк, узнавая, не прислал ли ты письмо своей матери. Я надеялся, что ты сообщишь о своем местонахождении хотя бы ей! Я собирался сразу же написать тебе, чтобы рассказать о положении Анаис. Но ты, черт возьми, был слишком занят, потакая своей одержимости, чтобы потрудиться приложить перо к бумаге! Каждый день, Реберн, я приходил к тебе домой, чтобы осведомиться, нет ли вестей о тебе. Каждый чертов день мне приходилось возвращаться к Анаис ни с чем и говорить ей, что новостей о тебе пока нет. И каждый день я пытался убедить ее принять мое предложение. Старался уверить: выйти за меня замуж и позволить мне взять ребенка под защиту своего титула – лучшее, что она может сделать. Но Анаис не могла так поступить. Она любила тебя, несмотря ни на что. Несмотря на все, что ты натворил, она не могла заставить себя полюбить меня – достаточно сильно, чтобы принять мое предложение. Нет, вместо этого она лишь плакала и тосковала по эгоистичному болвану, который получил от нее то, что хотел, и при первом удобном случае бросился развлекаться с ее же подругой!
Чувство вины, стыд, осознание истины постепенно заглушали гнев Линдсея.
– Ты сделал это мне назло! Ты поступил так, чтобы отомстить мне! Ты всегда хотел быть с Анаис – и теперь нашел способ привязать ее к себе!
– Она не будет со мной! – рявкнул Броутон, и его руки сжались в кулаки. – Держу пари, ты находишь в этом особое удовольствие, не так ли? Готов биться об заклад, тебе нравится осознавать: несмотря на все, что я сделал для Анаис, она все еще не может заставить себя выйти за меня замуж. О, Анаис не принимает мое предложение, цепляется за объяснение, будто пока нет уверенности в том, сможет ли она когда-либо родить еще одного ребенка. Анаис пытается убедить меня в том, что думает обо мне и моем наследнике. Но я-то знаю: она использует это оправдание, чтобы держать меня на почтительном расстоянии.
– Не важно, ты все равно предал меня.
– Речь шла о том, чтобы защитить Анаис и ребенка. Мне было не до тебя.
– Где моя дочь?
– В надежном месте.
– Где она? – закричал Линдсей.
– Если ты думаешь, что можешь вломиться сюда и разрушить все, что я с таким трудом уладил, то ты, верно, совсем спятил. Я не позволю тебе так просто забрать ребенка у моего брата и его жены. Не позволю испортить репутацию – ни этому ребенку, ни Анаис. Слишком поздно ты хватился, Реберн, чтобы заявлять о своих отцовских правах. Тебе следовало сделать это много месяцев назад. Ты должен был поступить по-мужски и предложить Анаис руку и сердце после того, как лишил ее невинности в этой проклятой конюшне. Если бы ты так и поступил, ничего этого не произошло бы.
