Светлана продолжала спать. «Вправду спит? Или не хочет вставать?» – Алексей предался сомнениям, отпирая дверь. На пороге стоял отец в костюме и с пластиковым ведёрком в руке.
– Привет! Вчера в песочнице оставили. Иду, смотрю, вроде наше ведёрко? – сказал он, посмотрев на сына снизу, поверх очков с толстыми стеклами.
– Привет! – удивился Алексей. – Ты чего это в костюм вырядился? В песочнице играть?
– А куда мне его теперь надевать? – с горечью заметил отец.
– Смешной ты, – Алексею не хотелось поддерживать любимую отцом ноющую тему.
Тому пришлось рано выйти на пенсию, хотя зарплата на его последней работе и так была символической. Теперь отец, как и всё его поколение, маялся от ощущения собственной ненужности. Первую половину жизни им, родившимся после войны, помогали родители, теперь, когда Союз развалился, их поддерживают дети. Вот при каждом удобном случае отец лез помогать невестке хотя бы с ребёнком, оттирая от этой радостной обязанности свекровь. Мыл посуду, роняя тарелки. Пыхтя, носил тяжёлые сетки вопреки запрету врачей… И вот сейчас они с внучкой шли гулять.
– Лизка готова? – та выскочила из зала и бросилась ему на шею, когда Сергей Николаевич с готовностью присел широким животом ей навстречу.
– Дидя!!! – закричала Капелька.
Закрывая за ними входную дверь, Алексей ощутил, что снова впустил в дом досаду. Досаду на жену.
«Ладно. Пора закругляться». Бреясь в ванной, разглядывал себя в зеркало. «Двухметровый блондин с голубыми глазами», – мысленно процитировал он свою мать. Двух метров в нём, конечно, не было, не было даже метра девяносто, но девушкам он определённо нравился, а мама имела в виду именно это. «Хотя уже не первой молодости, ямочки на щеках стали вытягиваться, превращаясь в собачьи складки». Алексей тщательно выбрил ямочку на подбородке. Та с возрастом почему-то никуда не девалась, иногда её не удавалось выбрить тщательно, а забытая небрежная колючка раздражала его самого. «Шея стала толще, и больше не напоминает коровий хвост, – Алексей заметил, что теперь цитирует своего отца. – Где же Светка?» – чувство досады сменилось обидой, он покосился на дверь ванной.
«Толстый, сегодня не твой день!» – грустно произнёс Алёша, заглянув себе в трусы. Такое забавное прозвище его хозяйству придумала жена ещё на заре знакомства, и с тех пор, в зависимости от настроения, играла словами: «толстенький», «толстяк», «толстячок». Бритва жужжала, дверь по-прежнему отгораживала Алексея от спящей квартиры.
Вдруг, рывком распахнув её, внутрь шагнула Светлана. Скользнув на колени на пол, она подняла на мужа заспанные глаза-щёлочки, сдёрнула с него штаны вместе с трусами и поймала «толстого» губами. Алёша чуть не выронил бритву, но сумел выключить её и бросить в раковину. Его нижнее «я» быстрее оправилось от неожиданности, уступая напору жены. Спустя несколько секунд Света слегка подалась назад, потому что лопающийся от вожделения «толстяк» перестал помещаться во рту, движения языка стали менее тонкими; Алексей, обняв голову жены обеими руками под ушками, принялся подыгрывать ей, тазом двигаясь навстречу ласкам. Головка Светы покоилась в его огромных ладонях. Кончики пальцев тонули в густых чёрных волосах, собранных хвостиком на затылке, он в то же время чувствовал нежность и ушных мочек, и щёк, которые ритмично двигались, когда он проникал особенно глубоко. Света передала мужу свою неистовость, Алексей захотел потянуть прямо за этот хвостик вверх, отрывая от себя прекрасные губы, опрокинуть Светлану животом на стиральную машину, войти сзади одним резким пронзительным рывком, ощутить, как её тело уступает теперь уже его страсти. Он тут же поддался своему желанию, схватив жену за хвостик, но… ничего не получилось. Света не захотела выпустить «толстого» изо рта. Наоборот, она ещё сильнее обхватила его губами – он уступил ей, смирился, отступил назад. Опустил руки ей на плечи. Ощутил гладкую кожу. Увидел напряжённую тонкую верхнюю губу Светланы. Возбуждение вырвалось первым жарким сгустком, упавшим вглубь Светиного рта и ещё… ещё… ещё…
Алёша покачнулся, прижал встававшую Свету лбом к своей груди, стараясь удержать равновесие от такого потрясающего оргазма, обнял обеими руками…
«Счастье…» Он поцеловал её влажные губы, их глаза зеркально сияли от восторга друг другом. Света больше не выглядела заспанной, и Алексей совсем было забыл вчерашнюю горечь.
– Надел моих мишек? – с улыбкой Света разглядела на нём любимые трусы с жёлтыми забавными медвежатами, игравшими в разных позах по всей площади Алёшиных «боксёров». (Когда-то она их сшила для Алексея, и с тех пор он связывал с ними самые значительные успехи на работе – это были своего рода «счастливые трусы».) И прижалась к нему ещё крепче, теперь с какой-то благодарностью за то, что он увозит с собой их общий символ интимности. Алексей засмущался.
– Ты уже собираешься? – спросила Света.
– Да, а то потом дачники запрут шоссе – в Москву не въедешь, весной и летом всегда так, – начал оправдываться Алексей, но жена только вздохнула и вдруг сказала:
– Прости меня, пожалуйста… За вчерашнее… Ладно?
– Проехали! – Алексей легко засмеялся и снова поцеловал Светлану в губы, так страстно, что у неё перехватило дыхание. – Люблю тебя!
– Всё у нас будет хорошо! – она жизнеутверждающе процитировала рекламный ролик, стоя в прихожей, глядя, как Алексей обувается.
Сердце ликовало. «Вот нашла же она нужную струнку! А?!» – мысленно восхищался Алексей женой, направляясь к дочке и отцу, чтобы попрощаться.
– Пока, Лиза! – он крепко обнял ребёнка, пожал руку отцу.
Вспоминая, как двигалась головка жены, Звонарёв обнаружил, что заразился её ритмом, и, вырвавшись на шоссе, врубил круиз-контроль на 120 км/ч, стараясь реже касаться ногой тормоза.
Глава 1
2008 год, 20 октября, понедельник, утро.
Звонарёв приснился себе маленьким. Он шёл следом за своим давным-давно умершим дедом, смотрел на пояс его серого плаща и ждал, когда дедушка обернётся. Дедушка обернулся, заулыбался своей детской простой улыбкой, хотел что-то сказать – и… Лёша понял, что проснулся. По крыше барабанил дождь, было уже светло, и вставать не хотелось. Он шевельнул тяжёлой спиной, и боль вернулась. «Уже часов восемь. О чём бы ещё подумать хорошем? Может, о Капельке? Нет, не о ней». Звонарёв, как вчера, вспомнил тот далёкий день. «Ведь именно тогда и начались перемены во мне».
2003 год, 21 апреля, понедельник, утро.
Какие-то непривычные резкие звуки вырвали Алексея из глубины сна. Стоявшая перед глазами всю ночь череда задних бамперов и остающихся справа фур прервалась. Рывком, не просыпаясь, он метнулся к окну. Машина виднелась на месте в полном порядке. Белая корявая надпись на асфальте «Юленька, я тебя люблю…» по-прежнему не показывала своего окончания, теряясь под густо припаркованными машинами. На незанятом ими тротуаре дрались дворники. Не то таджики, не то узбеки. Один, маленького роста, худосочный, что-то пронзительно вопил на незнакомом языке, наскакивая на второго. Маленький наносил быстрые, но несильные удары. Второй дворник, бугай на голову выше противника, дрался молча, набычив лоб, – его удары были редкими, но очень сильными: попадая по туловищу, он отбрасывал маленького сразу на несколько шагов. Причиной борьбы был аудио-плеер, провода которого болтались из-за пазухи высокого. Полюбовавшись этим спаррингом минуту, пока дворники не уронили плеер на асфальт, Звонарёв вдруг понял, что будильник почему-то не прозвонил, что на утреннее важное совещание он опаздывает и позавтракать не получится.
